Алое восстание - Пирс Браун Страница 66

– Меня все любят. А теперь ешь наконец этого несчастного кролика, а то сам тощий, как скелет.

Морозы все крепчают. Здесь, в дремучих чащобах далеко к северо-западу от моих прежних холмов, бойцы Марса ни разу не появлялись. Не знаю, что делал бы, встреть я кого-нибудь из них.

– Кроме тебя, никто не знает, где я, – криво усмехается Виргиния, – только поэтому еще и жива.

– И что собираешься делать?

– Оставаться в живых, – смеется она.

– Тебе это лучше удается, чем мне.

– В смысле?

– Никто из твоих тебя не предал бы.

– Потому что я правила по-другому. Людям не нравится, когда им приказывают, об этом нельзя забывать. Можно обращаться со своими друзьями как со слугами, и они все равно будут тебя любить, но стоит их так назвать – и держи ухо востро. Ты слишком полагался на дисциплину и страх.

– С чего ты решила?

– Это было видно за километр, написано на лице. Все твои мысли занимала одна только твоя миссия, в чем бы она ни состояла. Ты летел к цели напрямую, как пущенная стрела. Когда еще только встретились, я сразу подумала, что ты готов кому угодно горло перерезать, только бы добиться своего. – Она задумчиво смотрит на меня. – А что тебе надо, кстати?

Я пожимаю плечами:

– Выиграть.

– Да ну, брось. Ты не настолько прост.

– А ты так хорошо меня знаешь? – хмыкаю я, поворачивая шипящую над огнем кроличью тушку.

– Я знаю, что ты кричишь во сне и зовешь какую-то Эо. Кто это, сестра? Любимая девушка? Имя какое-то не наше, да и у тебя тоже.

– Я с дальнего астероидного пояса, человек из глубинки. Разве тебе не говорили?

– Да кто скажет, я мало с кем общалась. – Она машет рукой. – Ладно, ерунда. Главное – другое: люди тебе не доверяют, потому что тебе важнее твоя цель, чем они, и это очень заметно.

– А тебе, значит, доверяют?

– Еще как доверяют, Жнец. Я просто больше, чем ты, люблю людей, а они все замечают. Ты как волк, только воешь и скалишь пасть, а я мудрая советчица, которая всегда выслушает. Они знают, что со мной всегда можно договориться. С волком нельзя, тут либо ты его порвешь, либо он тебя.

Она права.

Пока мы жили не в замке, отдельной компанией, так было и у нас. Вместе добывали дичь, я учил каждого ее разделывать, хотя и сам толком не умел. Разводил для них огонь, и это был наш общий секрет, о котором не знала банда Титуса. Меня любили, относились почти как к родному отцу, это было видно по их глазам. Пока Титус был жив, я воплощал в себе надежду на лучшее, а потом… потом сам стал Титусом.

– Иногда трудно помнить, что это всего лишь учеба и нам пытаются вдолбить какие-то знания, – вздыхаю я.

– Как, например, жить для чего-то большего? – Она наклоняется ко мне, ее волосы касаются моего лица.

Ее слова вонзаются в сердце, словно иглы. Я слышу, как их произносят другие губы. Жить для чего-то большего. Большего, чем власть. Большего, чем месть. Большего, чем нам дано.

Я должен не просто победить, а научиться большему, чем остальные. Только так можно помочь своим, алым. Пока не превращусь из глупого самонадеянного мальчишки в настоящего вождя, делу Ареса я не помощник. Я должен обеспечить своему народу достойное будущее, вот чего хотела от меня Эо.

* * *

Волки совсем отощали, их ночной вой все отчаянней. Иногда, подстрелив дичь, приходится их отгонять. Однажды, когда уже в сумерках мы заваливаем большого оленя, нас окружает целая стая. Смутные тени мелькают между деревьями, как призраки. Самый крупный волк размером почти с меня, мех у него снежно-белый, остальные все серые, черные они только летом. Кольцо вокруг нас сжимается, каждый охотник двигается сам по себе, выбирая собственную тактику, но оставаясь при этом членом стаи.

– Так и нам надо учиться воевать, – замечаю я, наблюдая за волками.

– Давай лучше потом об этом поговорим, – сердито фыркает Виргиния.

Чтобы свалить белого вожака, хватает трех стрел, остальные волки разбегаются. Снимаем с него шкуру. Усердно работая ножом, Виргиния поднимает на меня взгляд. Щеки у нее побелели от холода.

– Как у волков не получится, – говорит она, – потому что рабы не могут быть членами стаи. Только у волков тоже не все ладно – слишком многое зависит от вожака. Достаточно отсечь голову, и тело отступает.

– Значит, надо больше самостоятельности.

– Наверное. – Виргиния кивает, задумчиво закусив губу.

После ужина, уже в пещере, она объясняет:

– Это как пальцы на руке. – Мы сидим рядом, касаясь коленями, так что мне даже неловко. На костре жарится оленина, наполняя пещеру аппетитным густым ароматом. Снаружи бушует метель. Белая волчья шкура сушится возле огня.

– Дай-ка мне руку! – продолжает Виргиния. – Который из пальцев у тебя главный?

– Все главные, у каждого свое назначение.

– Да ладно тебе, не выпендривайся.

Показываю большой. Она просит меня удержать палочку им одним и легко выдергивает. Затем держу остальными пальцами без помощи большого, но и тут, хоть и с трудом, Виргиния завладевает ею.

– Вот, а теперь представь, что большой палец – это все члены братства, а остальные – рабы, которых вы захватили. Примас… ну, он как бы мозг, и вместе все работает вроде бы идеально.

В самом деле, вырвать палочку теперь не получается. Наконец отбрасываю ее и спрашиваю, к чему это все.

– А ты попробуй, – говорит она, хитро прищурившись, – сделать что-нибудь посложнее: например, крутить большим пальцем по часовой стрелке, а остальными – наоборот, но за исключением среднего.

Делаю в точности, как сказано.

– Ничего себе! – восклицает Виргиния, не веря своим глазам. Ну еще бы. Пальцев проходчика, привыкших работать с дистанционным манипулятором, ей видеть не приходилось. Пробует сама, но безуспешно.

– Да понятно, в общем, – киваю я. – Рука – она как Сообщество.

То же самое с управлением армиями в братствах училища. Строгая иерархия хороша только для простых задач, где достаточно грубой силы. Пальцы-специалисты, пальцы-исполнители и один мозг во главе, заставляющий всех работать слаженно. Однако возможности единого контроля ограниченны. Если бы каждый из пальцев имел свой собственный мозг, взаимодействующий с главным, они по-прежнему подчинялись бы, но могли бы действовать независимо. Какой бы стала рука, насколько сильнее стала бы армия? Беру палочку и верчу ее между пальцами, заставляя выделывать сложные фигуры. Вот-вот, оно самое.

Виргиния продолжает объяснять, глядя мне в глаза и водя острым ноготком по моей ладони. Думает, отдерну руку, но я терплю, заставляя себя думать о деле.

Идея и впрямь интересная и идет вразрез с учебной программой, намеченной кураторами.