Выбор Кота - Эрик Найт Страница 66

— Она сказала, что, если сможет, оставит мне сообщение, — сказал Валентайн. — Вы не заметили никакого знака, кучки камней или веток?

— Нет, но там у них в лагере все вверх дном. Она вполне могла доставить им кучу проблем, если захотела.

— Да уж, это точно, — согласился Валентайн. — А теперь я должен найти ее.

— Ты не спал всю ночь, сынок. Колесить по дюнам, когда там бродят бог знает какие твари, раненые и свирепые, совсем не дело для того, кто засыпает на ходу. Прежде чем ты выйдешь за ворота моего лагеря, съешь двойную порцию обеда и как следует выспишься.

Он открыл было рот, но промолчал, а миссис Хендрикс, подбоченясь, резко и повелительно кивнула, как некогда полковник Чалмерс из трибунала прекращала дебаты ударом молоточка.

Валентайн вернулся в гостевой фургон, в душе радуясь тому, что подчинился ее мудрости. Джослин Хендрикс присела на деревянную ступеньку, держа в руках чашку с чем-то дымящимся, слегка отдающим виски.

— Вот ваш завтрак. — У нее под глазами легли тени, — Так много убитых. Странно… Готовишь кофе, еду, а вокруг — ряды трупов. Мне казалось, все должно на время замереть. Но коров все равно пришлось доить.

Она встала и пропустила Валентайна внутрь. Он вошел и сел за маленький столик, на котором были булочки, кусок пирога и полный кувшин молока.

— Прошу прощения, но к мясу я не могла даже притронуться, не то что его готовить, — сказала молодая женщина, открывая окно.

— Я не так уж и голоден, — заверил ее Валентайн. Он налил себе еще теплого парного молока. Вкус пробудил в нем воспоминания, и он выпил стакан залпом. То, что не попало в рот, потекло по подбородку. Он опустил стакан дрожащей рукой.

Она смотрела на него, прикусив нижнюю губу. Валентайн, выбитый из колеи тяжелой ночью, не находил в себе сил для разговора.

— Бой проигран? — спросила она наконец.

— Нет, вы победили.

Она придвинулась к нему и вытерла ему тряпкой подбородок.

— Но… на твоей одежде повсюду кровь. Как я слышала, ты был в их броневике. Ты уже стал легендой — все рассказывают, как ты прыгал, словно олень, почти летал… Дай, я выстираю твои вещи, они высохнут, пока ты спишь.

Он стоял, все еще облизываясь, его мозг фиксировел ее движения, вкус пищи, обстановку фургона. Но делать выводы он уже был не в силах. Он начал раздеваться. Она вспыхнула и выбежала наружу. Снятую одежду он передал ей в окно.

— Спасибо, мисс Хендрикс, — пробормотал он.

— Джослин.

Когда он проснулся, Джослин сидела возле него на стуле и чистила его ботинки. То ли он настолько чувствовал себя в безопасности в лагере Орлов, то ли она так тихо прокралась, пока он крепко спал, но только Валентайн совершенно не помнил, чтобы она возвращалась в фургон.

— Так ты уходишь? — спросила она, вставая, чтобы показать ему выстиранную одежду.

— Да, скоро. — Он сел, завернувшись в одеяло, и потер заспанные глаза.

— Искать свою жену?

— Жену? Она мне, скорее, проводник. Но я полагаюсь на нее, наверное, больше, чем многие мужчины на своих жен.

— Знаю, это не мое дело, но все-таки… ты и она… — Джослин замолчала, бросив на него исподлобья смущенный взгляд.

— Нет, мы только шутим на эту тему. Может быть, при других обстоятельствах все было бы иначе.

— У меня был парень. Он уехал в Денвер и не вернулся. С тех пор уж год прошел. Он хотел посмотреть город. Я все ждала письма, какой-нибудь весточки, но он так и не дал о себе знать.

— Сочувствую.

— Мне было с ним так… уютно и надежно. Вчера вечером, когда ты со мной заговорил, я себя снова так почувствовала. И захотела тебя поцеловать.

В нем боролись желание и жалость. Она была соблазнительной молодой женщиной, но ему предстояло совсем скоро уходить.

— Джослин, любой мужчина вашего клана, клянусь, пойдет на что угодно, чтобы тебя поцеловать. Но мы с тобой — чужие.

— Наши парни — отличные ребята. Я знаю их всю жизнь. Для тех, что постарше, важнее всего, что я дочь главного погонщика. А те, что помладше… просто юнцы, хоть и прикидываются взрослыми мужчинами. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду. А ты… настоящий.

Валентайну такое определение показалось странным. Но, возможно, оно было вполне уместным.

Она поставила ботинки на пол и присела на краешек койки.

— С тех пор как я принесла тебе еду, только о тебе и думаю. Ты, верно, считаешь меня глупой девчонкой, деревенщиной. Я не ищу постоянного мужчину. Если уж на то пошло, даже хорошо, что ты уезжаешь. Я могу полностью отдаться, не задумываясь о будущем. Ты меня понимаешь?

Она сняла с головы платок и встряхнула густыми каштановыми волосами. Прижала ладонь к его груди. Сердце у Валентайна гулко колотилось под ребрами, казалось, оно рвется коснуться ее руки.

Он встал с постели, шагнул к ней, и они естественно, не испытывая неловкости, обнялись. К счастью для себя, Валентайн не сознавал, что делает. В нем проснулись инстинкты, подавляемые в течение всех тех месяцев, что он не притрагивался к женщине. Желание хлынуло, как мощный поток через плотину, спустя мгновение преграда была снесена. Он целовал ее, сжимая рукой густые, пахнущие шалфеем волосы.

— Дэвид, кто же ты? Я… я как будто в огне, — стонала она, пока его губы скользили по ее шее, а руки — по всему остальному.

Он помог ей раздеться. Одеяло упало с него, и он, голый и возбужденный, крепко прижался к ней.

Он уложил ее на простыни, и она раздвинула ноги. Ее руки царапали и скребли его спину, когда он вошел в нее. Она отдавалась ему, жадно ловя все, что он давал ей, возвращая взамен еще большее наслаждение. Они впали в беспамятство. В эти минуты исчезли война, охота, ответственность, страхи. Только трепет женского тела в его руках. В том, как они любили друг друга, были поцелуи и нежность, тепло и влажность, страсть и дрожь, пульсирующая дрожь, в которой растворялись вчерашняя ночь и завтрашний день, и высшая точка наслаждения — как вспышка в темноте той злой пустоты, какой была вся его жизнь, судорога, после которой он захотел ее еще больше. Жажда раствориться в ее теле.

Он покинул лагерь Крыльев Орла на гнедом мерине. Это было все равно что ехать верхом на передвижной башне: конь был ростом выше семнадцати ладоней, и его круп не уступал корме гребной шлюпки. Орлы выстроились у ворот, чтобы проводить его. Валентайн был польщен таким вниманием, хотя и смутился от робкого взмаха руки Джослин. Он видел, как она судорожно сжимала пальцы, и почувствовал себя виноватым.

Единственным, что осталось у Валентайна на память от пережитого боя, был железный шлем, с фланцами, сделанными из ведерка для угля, прикрывающими шею. Вкупе с его пробитым пулей жилетом шлем весьма подходил для маскировки в случае, если ему снова придется выдавать себя за солдата. Кто бы его ни носил, он догадался приделать к головному убору пробковый подшлемник, а сверху чехол цвета хаки, который защищал от солнца.