Большая охота - Андрей Мартьянов Страница 65

Если бы милорд Гисборн не видел этого собственными глазами, он ни за что бы не поверил, что такое может быть. Тварь должна была встретиться в полете с подставленным мечом, но псина немыслимо извернулась, огромные когти проскрежетали по боку дольмена, и похожие на медвежий капкан челюсти сомкнулись на правом запястье англичанина.

От жуткой боли Гай выпустил рукоять, завопил, молотя по загривку и морде черной собаки свободной левой рукой. Ему удалось вырвать кисть, но спустя миг Гисборн потерял равновесие, и человек с животным, рыча и скалясь друг на друга, покатились по пятачку сухой земли, натыкаясь на острые края камней и ломая камыш.

Побывавшая в пасти твари рука еле слушалась, но действовала – зубы не раздробили кость. Гай мертвой хваткой вцепился в густую шерсть на горле псины, отжимая от себя лязгающую клыками морду. Его едва не стошнило от вони, незримым облаком стоявшей вокруг черной собаки – запаха гниющего мяса и влажной земли. Кривые когти железными крючьями драли одежду, превращая добротное сукно и выделанную кожу в ошметки, а сэра Гисборна занимала совершенно несвоевременная мысль: «Черт побери, отчего эта мерзость такая холодная? Холодная и твердая, как дерево?»

Завывающая псина извивалась, стремясь любой ценой освободиться и разорвать противника. Прежде Гаю не доводилось драться с животными, и теперь он понял – это наихудший противник из возможных. Четыре лапы с когтями, клацающие над ухом челюсти, сила и быстрота, намного превышающие человеческие, – все было обращено против него. Единственная надежда – дотянуться до оброненного клинка. Но для этого нужно освободить одну из сомкнутых на горле зверюги рук и хотя бы несколько ударов сердца сдерживать сгусток черной ярости одной рукой.

Он шарил вокруг с лихорадочностью утопающего, пытающегося найти опору в зыбких морских волнах, шарил, чувствуя, как стремительно уходят силы, как одолевает чующая запах крови и слабости тварь.

Меч – отлетел далеко, не дотянуться.

Гай выхватил из сапога узкий кинжал, с размаху всадил псу меж ребер – раз, другой, третий… Клинок входил по самую гарду, но зверюга словно не чувствовала ударов, продолжая неуклонно рваться к горлу рыцаря. Зловонная слюна капала на лицо Гисборну. Новый отчаянный удар – и лезвие тоненько хрустнуло, в пальцах осталась бесполезная рукоять. Вот теперь точно конец. Еще несколько секунд, и все. Да что же это за тварь такая, что восемь дюймов острой стали ей нипочем?! Демон, монстр, выходец из Лимба, наделенный лишь подобием настоящей жизни?

А если так…

Свободной рукой Гай изо всех сил рванул с шеи прочный кожаный шнурок, стиснул в ладони небольшой предмет с округлыми гранями и запихнул его в демоническую пасть с нечленораздельным воплем:

– Во имя Господа Нашего Иисуса Христа, чтоб ты подавился!..

И вдруг лязгающие у самых глаз клыки исчезли, холодная туша перестала давить на грудь, и изогнутые когти больше не терзали кольчугу.

Пес отскочил. Пасть он держал широко раскрытой, словно застрявший в глотке предмет не давал ему сжать челюсти. Тварь заперхала, замотала башкой, закрутилась на месте с неистовым визгом, словно пытаясь ухватить себя за хвост, потом рухнула на бок и забилась в судорогах, разбрызгивая жидкую грязь.

В следующий миг пес взорвался. Весь. Разом, от оскаленной морды до кончика короткого хвоста. Короткий гром прокатился над болотами, но вязкий густой туман быстро погасил звук. На том месте, где только что извивалась адская зверюга, взвился бешено крутящийся смерч непроглядно-черного цвета, прорезался роем красных искр – и рассыпался тучей мелкого пепла. Потрясенный неожиданной развязкой Гисборн в первое мгновение утратил не только дар речи, но и способность передвигаться – так и лежал навзничь на мягком мху, держа одну руку у горла, а другую на поясе и завороженно глядя на вещицу, только что чудесным образом спасшую ему жизнь.

Рядом с его лицом во мху дымилась, отброшенная взрывом и почерневшая, будто только что из костра, маленькая серебряная ладанка с частицей Истинного Креста Господня.

* * *

Сперва нестройно вопящая, вооруженная чем попало толпа бывших крестьян казалась не слишком опасной. Ну да, много, но уж всяко не настолько, чтобы обратить в бегство полтора десятка вооруженных и обученных правильному бою мужчин. Подумаешь, два-три неповоротливых виллана на каждого – любой знает, что один-единственный рыцарь с легкостью разгонит полдюжины лапотников.

Дугал Мак-Лауд искренне полагал, что так и будет. Он и в бой-то ввязался лишь потому, что, во-первых, негоже стоять в стороне, когда рядом идет добрая драка. А во-вторых – после победы мессир Сабортеза наверняка сменит гнев на милость и поддастся на уговоры, уступив драгоценный архив. Ну и в-третьих, что немаловажно – шотландец просто хотел отвести на ком-нибудь душу. Большая Игра – это замечательно и на редкость увлекательно, но возможность безнаказанно свернуть пару челюстей или срубить чью-нибудь голову придает жизни поразительную остроту и свежесть. Нельзя же все время только молоть языком, подстраивать гадости ближним своим и гадать, почему события развиваются именно таким образом, а не иным. Человеку иногда нужно и поразвлечься в свое удовольствие!

Потом стало казаться, что разбойников как-то слишком много. Вернее, «много» – неправильное слово: их просто не становилось меньше. Да и сражались они совсем не по правилам. Обычные ватажники – что волчья стая: берут наскоком, получив серьезный отпор, бросают добычу, а драться насмерть станут, только если нет иного выхода. Эти же бросались в бой с самоубийственной отвагой религиозных фанатиков-фидаев Старца Горы, разве что не вопили, на манер последних, «Аллах акбар!» – и в конце концов своим непрерывным натиском заставили храмовников отступить с сухого склона, а затем вовсе загнали по колено в болото.

К тому времени, как над камаргскими топями расползся странный, белый и непроглядный, как молоко, туман, разделив сражающихся, дела были плохи у обеих сторон. Насколько тяжелы потери нападающих, можно было только гадать, но, похоже, разбойники платили тремя, а то и пятью жизнями за одну взятую. Из отряда Джейля не уцелел ни один – их истребили первыми, из семи братьев Ордена на ногах оставалось лишь двое да еще несгибаемый Хорхе Сабортеза, клявший вражин так, что дух захватывало от восторга.

Старавшийся держаться к нему поближе Мак-Лауд срубил четверых противников, получил пару незначащих царапин и беспокоился только о потерявшемся в этом чертовом тумане Гае. Вроде бы только что англичанин был здесь, а теперь в двух шагах не разглядишь ни зги, под ногами хлюпает, и ты вертишься флюгером под шальным ветром, не зная, с какой стороны пожалует опасность.

В серой непроглядной мути сгинул не только милорд Гисборн. По вине накатившей туманной хмари Сабортеза потерял своих подчиненных и, скрепя сердце, обрадовался даже такой компании, как выскочивший на него шотландец. Получив короткую передышку, оба поняли друг друга без слов: взаимные подозрения и обвинения пока забыты, главное – уцелеть и найти остальных.

– Здесь часто такое бывает? – Дугалу казалось, он и старый сервент заключены в огромном шаре со стенками из призрачных пепельных клубов. Небо исчезло, стороны света поменялись местами, и все, что осталось на виду – тростниковые кочки, тусклая вода и кривые тамарисковые деревца. Где-то в тумане слышались крики, время от времени лязгало железо. – В смысле, такой внезапный густой туман?