Волчья звезда - Мария Галина Страница 64

— Если мы к ним присоединимся, нагрузка увеличится.

— Да, но и времени у нас будет больше. Все еще настаиваешь на этом своем experimentum crucis?! [1]

— Это ничем не хуже поисков вампиров. Во всяком случае, безопаснее.

— Ты уверен?

— Старуха говорила, они ничего не делают. Они совершенно безвредны, Амос, кем бы они ни были.

— Инопланетный зонд? Еще одни исследователи?

— Быть может…

— Но тогда это — спасение.

— Вполне возможно.

— В любом случае, нужно известить группу Лагранжа. Если мы все пойдем, пусть они вывесят Наблюдателя. Подготовьте все оружие — все, в том числе зарядите инжектор снотворными ампулами, мало ли… Подзарядите аккумуляторы мобиля — я не хочу, чтобы что-нибудь подвело в самый решающий момент. Потом, Симон, ты уверен, что нам следует соглашаться на их условия?

— Что ты имеешь в виду? Это барахло?

— Да.

— Нам оно больше не понадобится. Если мы переберемся на равнину, то сможем перевезти с собой только самое необходимое.

— Да. Это верно. Даже архив придется оставить. И Наташины картины.

— Бедная Наташа!

— Да, она расстроится. Впрочем, скажи ей, пусть подготовит контейнеры — вдруг все-таки повезет.

— Ладно. Послушай, Амос…

— Да?

— Мне неспокойно. Что-то тут не так…

— Ты же сам этого хотел.

— Верно, хотел. Я понимаю, другого выхода нет, но.

— Тем более, нужно будет на утреннем сеансе связи сказать Лагранжу, пусть подготовит коптер… Если что…

— Ладно, — сказал Симон, — ладно.

* * *

Галерея была залита искусственным светом, окна казались черными провалами, зато картины, тянущиеся вдоль противоположной стены — настоящими окнами в иной, радостный и гармоничный мир, где веселые люди в нарядных одеждах бродили по дорожкам ухоженных парков, сидели в увитых плющом и розами беседках. Он медленно шел вдоль стены, впитывая в себя золото и лазурь красок, совершенство форм, порою ему даже казалось, он слышит смех и голоса, долетающие из подстриженных фигурных аллей, тихую мягкую музыку, шелест фонтанов; ощущает аромат золотистых и алых плодов, разложенных на серебре и фарфоре…

Он так увлекся, что не сразу заметил Наташу. Она расположилась у дальней стены галереи, около огромного мольберта и, похоже, сосредоточенно что-то копировала. Время от времени она прищуривалась, отмеряя пальцем расстояние на кисти, как это делают художники, пытаясь определить масштаб. После всех происшествий последних двух дней зрелище было настолько нелепым, что он какое-то время стоял у нее за спиной, не в силах вымолвить ни слова.

— Что ты делаешь?

Наташа оживленно обернулась к нему. Левая щека у нее была измазана краской.

— Ты знаешь, оказывается это очень просто. Синтезатор воспроизвел краски, и они ничем не хуже…

— Да я не об этом. Зачем ты копируешь картину?

Наташа удивленно взглянула на него.

— Чтобы рисовать, надо сначала научиться, так ведь? Все старые мастера так делали.

Симон покачал головой.

— Не знаю. По-моему, они начинали с азов. Перспектива там, светотень… Послушай, сейчас не до этого. Коменски велел собираться — лучше уложить все это добро в контейнеры… потом… нужно наладить постоянную связь с Лагранжем…

— Ты же видишь, — рассеянно сказала Наташа, — я занята. Я работаю.

Симон ощутил холодок, медленно ползущий по шее.

— Ты хоть отдаешь себе отчет, что происходит?

— А что происходит? — удивленно спросила Наташа. — Все в порядке, Симон… Оставь, ты мешаешь.

Он схватил ее за плечо и жестко сказал:

— Брось! Это не работа! Это имитация! То, что ты делаешь — это беспомощная копия, да и та никуда не годится! Приди же в себя, в конце концов!

Наташа отшвырнула кисть, глаза ее наполнились слезами.

— Уходи! Ты все портишь!

Он развернулся и торопливо пошел прочь — вслед ему летел голос Наташи:

— Неправда! Я тоже умею! Я художница! Я ничем не хуже их!

Он добежал до селектора и, врубив его, закричал на весь пустынный замок:

— Гидеон! Оливия! Амос! Скорее сюда!

* * *

— Ну что? — спросил Гидеон.

— Я ввел ей успокаивающее. Оливия с ней побудет. Сейчас она уснет, но потом, когда проснется, возможно, какое-то время еще будет неадекватна.

— Какое-то время?

— Надеюсь, что недолго, — Коменски озабоченно взглянул на часы. — Симон, свяжись с Лагранжем. Немедленно. Изложи ему ситуацию и скажи, что мы в любом случае, чем бы попытка контакта ни кончилась, присоединимся к нему. А они пусть ведут наружное наблюдение и в случае чего срочно высылают коптер. Я тоже подготовлю машину к вылету — в случае положительного результата мы сами до них доберемся.

— Понял.

— Значит, Оливия остается с Наташей… Гидеон, ты пойдешь со мной. Симон, как поговоришь с Лагранжем, сразу присоединишься к нам. Больше никто не остается один надолго. Ясно?

— Да. Ясно.

— Тогда выходи на связь. Бегом, Симон! Симон развернулся и побежал по коридору. Его разбухшая тень неслась за ним, точно чудовищный неотступный преследователь. Добежав до аппаратной, он поспешно врубил сигнал экстренного вызова и лишь потом повернул выключатель, заливший пустое помещение холодным светом.

Он ждал долго, издевательски ровное мерцание пустого экрана резало ему глаза, потом монитор расцвел яркими красками, и в нем появилась смуглая татуированная физиономия.

— Станция слушает, — сказала физиономия официальным голосом.

«Должно быть, присутствовал на сеансах связи», — подумал Симон. Но даже при виде этого чужого невыразительного лица его сердце забилось ровнее и он смог перевести дыхание.

— Позови Лагранжа, приятель.

— Мой друг Лагранж на совещании, — сказал туземец, с удовольствием выговаривая звучное слово «совещание».

— Какое может быть совещание посреди ночи?

— Очень важное. А почему ты тревожишь его посреди ночи?

— Не твое дело, — сухо ответил Симон, — тогда позови Улисса.

— Мой друг Улисс тоже на совещании. Все мои друзья на совещании.

— Черт! Мне нужно срочно с кем-нибудь связаться! Срочно, слышишь ты…

«Обезьяна размалеванная», — хотел сказать он и едва сумел остановиться.