Королевская кровь. Чужие боги - Ирина Котова Страница 64

Принцесса протянула было руку, чтобы сорвать, но тут же сама себя отругала и отдернула ее прежде, чем Тротт крылом отодвинул ее от дерева и мягко подтолкнул вперед. А Четери, который жевал прихваченную лепешку, вдруг оказался между ней и плодом.

– Ты точно не хочешь? – расстроенно поинтересовалась Медейра, которая наблюдала за происходящим с привычным уже восторгом. – Айви́ла тебя позвала. Съешь и останешься здесь! Ты бы рассказывала мне истории, а я бы учила тебя, хорошо же!

Алина с ужасом посмотрела на «яблоко», на неши, схватила Тротта за руку и ускорилась.

– Я бы не стала есть, – пробормотала она и покосилась на спутника. – Я все понимаю, лорд Макс.

Он дернул губами в мимолетной улыбке.

– Почему вы смеетесь? – спросила она угрюмо.

– Наблюдать за тем, как вы взрослеете, – очень увлекательно, принцесса. Не злитесь. Я вас не виню. Сам едва удержался, а я старше вас на шесть десятков.

– То есть через шесть десятков лет у меня есть шанс стать саркастичной занудой, – проворчала она, сжимая его руку – озеро было все ближе.

– Вы злитесь из-за того, что боитесь.

– Как вы догадались?

– А из-за цикла уровень гормонов повышен, и все кажется острее.

– Поправлюсь. Вы саркастичный бестактный зануда.

Голос ее дрогнул.

– Я подстрахую вас в воде, – сказал он неслышно. – Вы не останетесь одна.

Она хотела сказать, что не боится, что ему не нужно помогать, она справится. Что ее страх иррационален и она будет бороться. Но вместо этого сжала его ладонь сильнее, так, что ему должно было стать больно, и прошептала:

– Спасибо, лорд Макс.

Макс Тротт

До озера оставалось шагов пять, когда стало понятно, что берег резко обрывается в глубину, прыгнешь – и сразу уйдешь с головой. Вода стояла вровень с кромкой берега, прозрачная как чистейшее стекло – если бы не золотистая дорожка от сферы, то казалось бы, что чаша с рисунком на дне сухая. Но затопленная часть храма все равно смотрелась жутковато.

Принцесса, вцепившись в руку Макса, была бледной и тихой. Зрачки ее подрагивали от напряжения.

– Глядите же в священное озеро, ношеди-колдуны и щедрый ергах, – торжественно начала Одекра. – Оно может показать вам что угодно, но это будет важно именно для вас. Видение может стать и испытанием, ибо не всегда важное является приятным душе. Может быть и страшным, и жестоким, и тяжелым, помните об этом.

– Оно может показать будущее? – спросила Алина так звонко, что все неши вздрогнули. Рука ее вдруг расслабилась, и Максу показалось, что она сама качнулась к озеру.

– Только вероятность, ношеди-дева, и только если тебе это важнее всего, – печально сказала Одекра. – Многое бы мы отдали, чтобы знать точное будущее. Но даже богам оно неведомо, только ква́рам-предсказателям, редким, как горный жемчуг. Это и к лучшему, наверное. Знание убивает надежду. Идите, гости. Мы встретим вас здесь, когда вы вернетесь.

Никто не стал спрашивать: «А если не вернемся?», хотя Тротт видел, как шевельнулись губы принцессы, как сдержала она себя.

– Готовы? – спросил он.

Она отрицательно качнула головой – но тут мимо них пробежал Четери и с хохотом, разбивающим всю торжественность, прямо в одежде сиганул далеко в воду. С рощи сорвалась стая птиц, возмущенно крича, а неши немного ошалело смотрели вслед непочтительному дракону. Там, куда он упал, разлилось серебристое сияние, побежала во все стороны ртутная рябь… а когда брызги улеглись, Чета под водой не было. Но его смех, казалось, все еще летит над священным озером.

Принцесса шумно выдохнула, всматриваясь в воду и побледнев еще больше. Но вопреки всему высвободила руку из руки Тротта и шагнула к кромке.

– Вам нет нужды что-то доказывать, – сказал он ей в спину.

– Я не вам, – ответила она, не оборачиваясь, и нервно переступила с ноги на ногу. – Я себе. Тем более вам же нравится, как я взрослею, – и она сделала шаг вперед и ухнула вниз, бесшумно уйдя под воду.

Макс прямо с места бросился за ней. Вода оглушила его неожиданным холодом, серебряным звоном, шумом в ушах. Он зашарил в светлой пустоте руками, пытаясь нащупать Алину, и вдруг проснулся в своем доме в Гостловском лесу под знакомое пищание будильника.

За окном светало. Было жарко и возбуждающе тесно. Привычно вжавшись в него спиной и ягодицами, рядом спала обнаженная женщина, и рука его лежала у нее на животе, и светлые короткие волосы щекотали лицо и грудь, наполняя легкие знакомым запахом. Будильник пищал, а Макс, задыхаясь от желания, которое накрыло его с не меньшей силой, чем много лет назад, когда они поженились, провел губами по плечу супруги, пробежал пальцами по груди. Кровь в висках застучала так громко, что заглушила будильник.

– Ты хочешь, чтобы я взорвала его снова? – проворчала женщина с нежностью. – Выключи уже, – и она повернулась, потерлась носом о его щеку и шепнула в губы: – Ты все равно не встанешь сейчас, Макс.

Он поцеловал эти губы, поворачиваясь с ней на спину, и, вздрагивая от нетерпения и остроты чувств, смотрел, как чуть лениво, все еще сонно опускается она сверху, – а дальше все слилось в жаркое движение и торопливую, жадную, но такую правильную любовь.

Он видел, как они работают вместе в лаборатории, как сидят в обнимку на лавочке и смотрят на дубы – и тут же, как жарко спорят по рабочим вопросам. Она иногда вспыхивает от злости или раздражения, напоминая, кто ее первопредок, и яростно, огненно ссорится и так же мирится. Его раздражает беспорядок, а ее – педантизм, но это повод для оттачивания иронии, а не уничижения.

Во время болезни он становится невыносим. Она, болея, становится вялой и капризной. Вот Алина защищает кандидатскую по развитию магов со слабым даром, а он по-прежнему корпит над вытяжками в своем доме.

Они встречаются с Мартом, Вики, Алексом и его ведьмой, и пусть не сразу, но Алина вливается в эту компанию благодаря острому языку.

Тротту приходится навещать вместе с ней ее родных (то еще испытание), а ей – терпеть его пропадания в лаборатории, когда он на недели может влипнуть в проект, забывая обо всем. Она носит ему молоко и чай и впадает в ярость, если он испытывает препараты на себе. Он приходит на каждую защиту ее кандидатских и докторских.

Они по взаимному согласию откладывают появление детей, но вдруг она сообщает, что беременна, – и Макс потом дня три ходит оглушенным и заторможенным, а Март, уже наплодивший с Вики выводок детей, старший из которых учится в папочкиной академии, ржет над ним, как свинья.

Девочка, рыжая. Крикливая. Такая же любопытная, как мать. В четыре года она, сбежав из кровати во время дневного сна, ухитряется забраться в оранжерею и натворить там таких дел, что после они с Алиной стоят в дверях, глядя на перемазанное землей чудовище, спящее на редчайшей орхидее, и просто молчат, потому что любые слова бесполезны.