Ловцы душ - Яцек Пекара Страница 64

А вот императорские силы были великолепны. Я провел целый день в седле, глядя на ряды пехоты, едучи рядом с тяжеловооруженными отрядами, наблюдая за итальянскими арбалетчиками, гельветскими пикинерами и галийскими топорниками. Да что там, я видел даже одетых с ног до головы в доспехи византийских кавалеристов, которых император Византия отправил нашему владыке в знак «братской любви». Впервые в жизни я увидел и мушкетеров, прибывших из далекой Арагонии, хотя сам мушкет мне уже приходилось видеть в Хезе (и говоря честно, я сомневался в действенности этого оружия, перезарядить которое после выстрела удавалось лишь по прошествии нескольких «отченашей»; зато уж сколько было от них дыму и шуму!).

Я не разбирался в военном деле и не мог даже приблизительно прикинуть числа императорских солдат, но знал одно: никогда прежде я не видал такой массы войска. Колонны, что маршировали окружавшими Хайм равнинами, казалось, не имели ни начала, ни конца. За ними же тянулись сотни возов с припасами и провиантом.

– И что, господин Риттер? – спросил я. – Вы еще уверены, что все кончится плохо?

Драматург, под впечатлением того, что увидел, едва не отказался от сказанного ранее. Но взял себя в руки.

– Поживем – увидим, – ответил только.

– Nec Hercules contra plures ^[20], – сказал я, чтобы его поддразнить.

– «Ты идешь против меня с мечом и копьем, а я иду против тебя во имя Господа Воинств» ^[21], – отвечал тот, вспомнив слова Давида, встающего против Голиафа.

– Господин Риттер, именно мы и идем во имя Господа Воинств! – возразил я сурово.

– Вот только я цитирую Писание, а вы – языческие изречения, – рассмеялся он.

– Мы победим, – уверил я его.

– Они в это верят, мы в это верим, интересно, во что же верит Господь?

– Да я вас должен попросту сжечь… – беспомощно развел я руками.

– И только таким образом вы одержали бы в этой дискуссии победу.

Движение большой армии – чрезвычайно непростое занятие. Отрядом из десятка всадников или группой пехоты может командовать любой паяц. А вот послать на войну десятки тысяч солдат, военных машин и лагерной обслуги не столь уж просто. Нужно следить, чтобы они не потерялись, не разбежались да еще чтобы собрались в нужном месте. Отряды хорошо руководимой армии должны быть словно пешки и фигуры, кои двигают на шахматной доске опытные игроки, предвидя партию на несколько ходов вперед. Но мне казалось, хотя я и глядел на все глазами простеца, что императорские командиры в силах справиться с этим заданием.

Я был вызван незамедлительно явиться к императору и, с одной стороны, был рад, что Светлейший Государь обо мне помнит, с другой же – то, что он помнит обо мне, пробуждало смутные опасения.

Риттер тоже не обрадовался, однако по другой причине – когда я приказал ему надеть цвета епископа. Ну что ж, он ведь сам заявлял, будто готов сделать все, что только я не пожелаю, чтобы меня сопровождать.

– Кто это, капитан? – нахмурился стражник, стоявший посреди дорожки, что вела к императорскому постою.

– Славный фехтмейстер из Хеза, – ответил я, приметив краешком глаза, как бледнеет Риттер. – И он не только мастер меча, но и доверенный человек Его Преосвященства.

– Проезжайте, – поразмыслив, разрешил стражник.

Император в окружении десятка дворян и солдат стоял на вершине горы (я приметил тут и барона с торчащими усами, памятного мне по прошлой аудиенции), а на равнине к западу от нас выстраивались отряды тяжелой кавалерии. Поля затянул туман, поэтому мы еще не видели войск палатина. Светлейший Государь заметил, что мы подъезжаем, и прервал разговор.

– О, мой инквизитор! – крикнул. Усатый барон нынче лишь скривился, услыхав эти слова. – И кого же вы с собой привели?

– Светлейший Государь, – сказал я, – смиренно прошу вас простить мне обман. Я сказал вашему телохранителю, что меня сопровождает фехтмейстер из Хеза, однако на самом деле мой товарищ – драматург и поэт, который желает молить ваше величество о возможности быть рядом с вами во время битвы.

Император нахмурился.

– Как вас зовут? – спросил только.

– Хайнц Риттер, – драматург соскочил с коня, споткнулся, но так ловко, что получилось всего лишь коленопреклонение. – К услугам Вашего Императорского Величества.

– Риттер, Риттер, как же, знаю! – владыка хлопнул в ладони. – «Веселые кумушки из Хеза». Я над ними весьма смеялся!

Бедолага Хайнц должен был мысленно покраснеть, поскольку всегда хотел писать – и писал – о великой любви или о трагическом выборе, о ненависти и чести, о трусости и отваге, о преданности и подлости, а известность получил исключительно благодаря этой легкой и потешной комедии.

– Подходите, подходите к нам, господин комедиант, – пригласил император. – Внимательно глядите на все.

У Риттера было исключительно несчастное выражение лица, когда он снова садился в седло. Я знал, что его задело именование «комедиантом», хотя Светлейший Государь наверняка использовал это слово, чтобы выказать свое расположение.

– Мне больше всего понравилось, когда они лупили друг друга сковородками. – Император обратил лицо в сторону Хайнца, а тот просиял в улыбке. И я подозревал, что эта улыбка дорогого ему стоила.

– Покорнейше благодарю Ваше Императорское Величество, – ответил он.

– Однако теперь – время для чего-то большего, Риттер. Подумай об этом. Я и сам бы, наверное, посвятил происходящему пьесу, когда бы не мои неблагодарные обязанности владыки. Например, – он взмахнул пальцем и взглянул на солнце, скрытое за розовыми облачками – словно искал там вдохновения, – она красива и молода, он – отважен и благороден. Любят друг друга, но происходят из двух взаимно ненавидящих родов, которые скорее убьют их, чем позволят сыграть свадьбу, – выдохнул. – Неплохо, а?

– Гениально, Ваше Величество, – вдохновенно проговорил Риттер, который ведь был не только поэтом и драматургом, но и актером.

– Вот именно! – кивнул император с удовлетворением. – Подумайте над этим.

– Смею ли я посвятить эту пьесу Светлейшему Государю?

– После того как в канцелярии проверят ее содержание и дадут разрешение, – отозвался барон, не дожидаясь ответа владыки.

– О, конечно, господин Таубер, – согласился император. – А вы пишите, пишите, таланту не до́лжно лениться! Как там было в Евангелиях, Маддердин?

– Каждому, кто уважает таланты, будет прибавлено, чтобы получил избыток. У того же, кто таланты не уважает, заберут и те, которые есть у него ^[22], – ответил я, несколько упрощая слова Писания.