Лаций. Мир ноэмов - Ромен Люказо Страница 64

Автоматы же, напротив, вовсе не проявляли радости. Ошеломленные, вне себя от ярости, Рутилий и Аттик наблюдали за бойней. Потом поднялся долгий вой; этот разрывающий душу плач взволновал каждую душу на Корабле – чудовищный, нечеловеческий, жуткий крик агонии, хрип животного, которому перерезают горло. У Эврибиада от него мурашки пошли по коже. Кто же так кричал? У Аттика уже был ответ, и он дал его намеренно ясным и сухим тоном: Один из моих деймонов только что сошел с ума.

Человек да смилостивится над нами, вздохнул Рутилий.

* * *

Ничего не зная о битве, что развернулась в космосе, Плавтина по-прежнему шла за эргатом Вергилием по коридорам Корабля.

Казалось, что он знает, куда идет, но он выбрал непрямой и сложный путь. Потому было сложно угадать его конечную цель.

В конце одного из проходов он резко остановился, насекомьей головой кивнул на стену. Плавтина нерешительно приблизилась. Там была дыра у самого пола, прикрытая металлической пластинкой, в которую Плавтина с трудом могла бы просочиться. Он же не туда собирается лезть? По всей видимости, да. Он оторвал дверцу одним ударом жвал и скользнул внутрь. После секундного колебания она опустилась на четвереньки, чтобы последовать за ним в темноту, не без легкого покалывания испуга и небольшого прилива клаустрофобии – животного страха оказаться в ловушке. Чувство неоспоримо новое.

Они проникли в сплетение трубопроводов. Она позволила жуку вести себя и ползла вслед за ним по металлическим трубам. Радость обладания живым телом она познавала, обдирая кожу на локтях и коленях. Так что, когда ноэм начал жвалами отвинчивать металлическую плашку, она не сдержала облегченного вздоха. В щель проник луч солнечного света, а потом открепленная дверца выпала наружу. Вергилий пролез в отверстие, а потом к нему подошла Плавтина. Труба выходила наружу в центре металлической стены, над своеобразным лесом. Вернее, над джунглями, где смешались гигантские папоротники и карликовые деревья. В теплом, влажном воздухе, тяжелом от гниющих испарений, Плавтина быстро взмокла, кожа стала липкой. Из-за густой растительности она не могла видеть далеко. С потолка шел бледный слабосильный свет, как с затянутого тучами неба, которое вот-вот прольется дождем. Плавтина пожала плечами и, хватаясь за ближние ветки, спрыгнула на землю, которая находилась двумя метрами ниже. Вергилий ждал ее, ритмично пощелкивая челюстями.

Почва была мокрой, и Плавтина поскользнулась. Вокруг повсюду были утопшие растения, и она решила, что механизм откачки воды сломался. Из-за этого идти было трудно, но они достаточно быстро вышли на грязную лужайку – обычную прогалину на возвышенности, – но, по крайней мере, там сухо. Края лужайки были усажены большими цветами, такими яркими, что они казались ядовитыми; их длинные стебли опирались на металлические подпорки; венчики с широкими овальными лепестками, мягкими, в разноцветных пятнах, свисали к земле. Посреди этих насаждений их ждали три автомата, каждый по свою сторону холма. Она их сразу и не заметила, так неподвижно те стояли. Потом она подумала было, что они деактивированы – пока они дружно не перевели на нее невыразительные глаза. Она глядела на них, сбитая с толку, но у этих созданий, кажется, не было враждебных намерений. Они были сотворены для войны, и в более цивилизованном мире, откуда она была родом, у них не было аналогов. Плавтине они напомнили приземистых пауков с лапами, снабженными вместо паутины лезвиями и острыми шипами. Брюхо у каждого было оснащено укороченным стволом. И все же на них было жалко смотреть. Ни один из них не уберегся от повреждений: каждый лишился по меньшей мере одной лапы, а одного, кажется, совсем вывели из строя: правый бок у него был раздавлен и истекал почти прозрачной жидкостью.

– Кто-нибудь из вас может говорить? – спросила Плавтина, догнав Вергилия посреди холмика.

Они ничего не ответили. Ее это раздосадовало. Потом она почувствовала какое-то смутное волнение, тихое жужжание, поднимающееся вокруг них и внутри них. Фоновый шум Корабля вернулся! Она знала, что слышит его только у себя в голове, и все же ее это успокоило. Что-то здесь еще функционировало. Шум усилился, и каждое из металлических созданий выпустило луч яркого света. Три проекции прояснились, в их перекрестье заиграли движущиеся цвета, а потом без всякого перехода напротив Плавтины материализовалась женская фигура. Маленькая – не выше Плавтины, – с тонкой бледной кожей. Ее формы, едва округлившиеся, как у подростка, были укрыты легким платьем. Длинные темные волосы тщательно собраны в пучок. Ее лицо… Высокие скулы, обрамляющие выразительный нос. Красиво очерченные большие глаза неопределенного серо-голубого цвета. Суховатая, похожая на хищную птицу. Губы тонкие, раздраженно поджатые; и сама она выглядит раздосадованной по каким-то внутренним соображениям, недоступным остальным. Плавтина созерцала саму себя – пусть и в призрачной версии, но узнаваемую.

В шоке она отступила на шаг и остановилась – завороженная, в удивлении, что не узнала себя сразу.

– Вы Корабль?

– Нет. Мое имя Ойке.

– Это вам я обязана жизнью.

Призрак смотрел как будто сквозь нее или, вернее, мимо нее, словно Плавтина была для него лишь одной заботой из множества. Его ноги не касались пола.

– Да, это я решила начать исследования, которые привели к вашему рождению. Вернее, к вашему возрождению.

– И я полагаю, что Плавтина мертва.

Ей пришлось смириться с очевидностью. Наступила тишина, и изображение Ойке слегка задрожало в воздухе, переполненном влажностью.

– Не совсем – потому что вы еще функциональны, и мы укроем вас в безопасном месте. В конце концов, вы Плавтина.

– Как и вы, – произнесла она взволнованно.

Ситуация походила на сказку, в которой говорится о бесконечной игре зеркал, о многочисленных отражениях, наделенных зловредной способностью переживать своего двойника. Смерть другой Плавтины, ее собственное спасение. Должна ли она печалиться по той, кем она стала очень нескоро после того, как нынешнюю ее версию сохранили?

– Нет, – пробормотала ее собеседница. Глаза у нее затуманились. – Только не надо так говорить. Я всего лишь автономный ноэм, наделенный сознанием, созданный Кораблем, чтобы заниматься сложными процессами. Это правда, только я одна осталась от первоначальной личности, обитавшей в этой огромной металлической структуре. Но настоящая Плавтина – это теперь вы.

Она почувствовала, как слезы бегут по ее щекам – сперва скудные, а потом все обильнее. Это был не животный страх, который застиг ее недавно, но странное единство между движениями ее тела и души. Ойке поняла это, хотела жестом ее утешить, но передумала. В конце концов, ее не существовало.

– Когда мы прекратили думать, что смертны? – спросила она тихо, скорее саму себя, чем своего двойника из плоти и крови. – Когда забыли, что мы всего лишь ничтожные тени недолговечных хозяев – людей? Корабль…

Плавтина не сдержалась и перебила ее. Слова Ойке с отзвуком горечи ее покоробили. Ей нужны были ответы.