Падший - Павел Корнев Страница 63

— Какое тебе дело до этого? — неожиданно трезво поинтересовался поэт.

Я вздохнул и постарался подобрать ответ, который бы не повлек за собой новых расспросов.

— Это из-за девушки.

— Из-за той фигуристой брюнетки? — улыбнулся Брандт, изображая пальцами в воздухе силуэт женской фигуры. — Одобряю твой выбор!

— Альберт! Иди домой!

— Не могу же я бросить тебя одного! Я обязан тебе помочь! Мы будем, как Холмс и Уотсон в «Худшем человеке Лондона»! «Уотсон, вы взяли с собой револьвер?»

— Хватит! — оборвал я поэта. — Хватит! Это уже не смешно!

Альберт Брандт зажал лицо в ладонях и вдруг предположил:

— Лео, а ты не думал, что это падший? Демон Максвелла?

Меня пробрал озноб.

— Ерунда!

— Вовсе нет. Если верить воспоминаниям современников, последний раз демона видели за несколько месяцев до смерти Максвелла. Падшего могли заточить в подвале особняка, а ваш дурацкий спиритический сеанс его потревожил.

— Перестань нести вздор! — потребовал я. — Альберт, иди домой!

— Либо мы пойдем вместе, либо не пойдет никто, — ультимативно заявил Брандт и достал из кармана полицейский свисток. — Сейчас дуну, и мы со всех ног бросимся наутек. Веришь мне?

Я вовсе не собирался препираться с поэтом всю ночь напролет и раздраженно махнул рукой:

— Черт с тобой! Пошли!

В конце концов, Альберт крепко держался на ногах, от него и в самом деле могла быть польза. Хоть на карауле постоит.

Мы перебежали к черному ходу, дверь ожидаемо оказалась заперта. Я достал из ранца лист липкой бумаги и заклеил им один из квадратов остекления. Потом легонько стукнул фомкой, послышался тихий хруст. Липучка удержала осколки на месте, а стоило только надавить, стекло провалилось внутрь. Упасть на пол я ему не дал и вытащил на улицу, кожаные перчатки уберегли пальцы от порезов.

Отперев задвижку, я первым прошел в дом и прислушался. Тишина. Лишь размеренно тикали настенные часы да шумно дышал за спиной взволнованный происходящим поэт.

— Мы взломщики, Лео! — с нескрываемым восторгом прошептал он.

Я приложил палец к губам, призывая друга к молчанию. Попытался ощутить хоть какое-то присутствие потустороннего — и не смог. Тогда махнул рукой и повел поэта за собой.

Вход в подвал оказался запечатан сургучной печатью полицейского управления, ее я без всякого почтения содрал и приготовился воспользоваться фомкой, но дверь запереть не удосужились. Я включил фонарик и осветил темные углы.

— Закрой! — попросил Альберта, тот послушался и поспешил следом.

Наша авантюра приводила подвыпившего поэта в неописуемый восторг. А вот мне было не по себе. В ушах до сих пор стоял плеск бьющей из перерезанного горла крови.

Луч фонаря высветил плохо замытые потеки на полу, и я указал приятелю на соседнюю дверь.

— Мы были там.

— И что ты собираешься делать? — спросил Альберт Брандт.

Я намеревался посмотреть, как далеко протянулся кровавый след, это вполне могло стать ключом к разгадке, но для начала решил осмотреться в комнате.

— Представляешь, за одной из дверей — падший! — прошептал в спину поэт.

— Перестань! — потребовал я и прошел в отведенное под спиритический сеанс помещение. Тяжелый запах духов светских львиц уже выветрился, на смену ему пришел сложный аромат, отталкивающий и притягивающий одновременно.

Свечу из комнаты унесли, но на столе оставались потеки воска. Я сковырнул один из них ножом, принюхался и передал Альберту.

— Что скажешь?

Поэт растер комочек воска между пальцев, чихнул и без тени сомнения объявил:

— Гашиш и опиум. И что-то еще, не могу разобрать.

— Вот как? — хмыкнул я, покидая комнату. — Не знаешь, кто пригласил на прием этого проходимца?

— Не знаю, но уверен — концов теперь не найти, — ответил Альберт, и тут по коридору разнесся тихий плеск.

Я чуть не поседел. Резко обернулся, вскидывая фонарь, дернул из кобуры пистолет, а это лепрекон поливал ромом пол, с интересом наблюдая, как мутная жидкость стекает в направлении лестницы.

Получив наглядное подтверждение моему утверждению, коротышка перестал переводить алкоголь, хлебнул из полупустой бутылки и выставил руку со сложенным в колечко большим и указательным пальцами.

— Сволочь! — выругался я, не став убирать «Люгер» в кобуру.

Просто не хотел оказаться застигнутым кем-либо, что называется, «со спущенными штанами», но лепрекон все понял по-своему и в один миг растворился в темноте. Только заклацали по каменному полу набойки его ботинок.

А я, высвечивая фонариком потеки плохо замытой крови, зашагал по коридору. След привел в самый его конец, куда даже слуги поленились идти. На полу там засохла небольшая бурая лужица.

— Даже не представлял, что в человеке столько крови, — поежился Альберт.

Жутковатая атмосфера подействовала на поэта отрезвляюще, и он мало-помалу начинал сожалеть о своем необдуманном участии в этом сомнительном мероприятии. А поскольку одному возвращаться через пустой особняк ему не хотелось, решил отговорить от дальнейшего расследования меня.

— Кто знает, что там? Вдруг падший? — прошептал Брандт.

— Если демон не вырвался за столько лет, не вырвется и сейчас, — веско заметил я, хотя никакой уверенности не испытывал. — И потом — представь, как ты будешь нашептывать на ушко своей очередной пассии байки об этих невероятных приключениях.

— Я верен жене!

— Я тебя умоляю! — скептически протянул я, убрал пистолет в кобуру и сунул фонарь поэту. — Посвети.

Сам принялся простукивать стену фомкой, поскольку, как мне показалось, понизу шла едва заметная щелочка, в которую и пыталась просочиться неведомой силой притянутая сюда кровь. К моему величайшему разочарованию, пустот подобным образом обнаружить не удалось, тогда я начал исследовать кладку и вскоре заметил непонятную линию. Сдул с нее пыль — это оказалась прорезь в камнях, едва ли толще волоса.

Сколько ни старался просунуть в нее лезвие ножа, не смог. Тогда попробовал поискать с другой стороны предполагаемого потайного хода и не прогадал: вторая щель была заметно шире. Не щель даже, а выемка от пола и до потолка.

После нескольких безуспешных попыток я вбил в нее расплющенный конец фомки и навалился на инструмент, используя его в качестве рычага. Поначалу ничего не происходило, а когда от перенапряжения уже помутилось в глазах, в стене вдруг что-то хрустнуло, и каменная плита слегка сдвинулась в сторону.

Вдвоем с Альбертом нам удалось расширить отверстие, и поэт высветил обломленный конец запора.

— Проржавел.