Опустошение Баала - Гай Хейли Страница 63

Дрожь битвы пронизывала каждый уголок крепости-монастыря, сотрясая даже тайные залы либрариума, где не все стены складывались из скалобетона и камня и не любой путь вел в место, находящееся на Баале.

Рацелус сидел в Алхимических Сферах, снедаемый нетерпением, наблюдая за погруженным в транс Мефистоном и следя за признаками его жизни. Мефистон не шевелился уже несколько дней. Его лицо посерело, и кожа нездорово контрастировала с гривой белых волос. Он походил на труп.

Рацелус предпочел бы нести этот караул в одиночестве. К сожалению, Мефистон настоял, чтобы Люций Антрос разделил с ним бдение.

— Его нет уже давно, — сказал Антрос.

Его голос прозвучал хриплым карканьем. Антрос обладал нечеловеческим совершенством — идеал облика Сангвиния, особенно в сравнении с Рацелусом, больше походившим на кулачного бойца. Но его красота исказилась. Скульптурно-четкие черты лица заострились. Под глазами залегли темные тени. Вее библиарии Баала страдали от близости к разуму улья. Окажись на их месте люди слабее, они сошли бы с ума. Рацелус не мог удержаться от мысли, что напряжение заставило великолепие Антроса отступить, обнажая его истинную природу.

— Он уже должен вернуться… — измученно протянул Антрос.

Рацелус провел пальцами по коротко стриженным серебристым волосам. Почти древний, он почти никогда не ощущал свой возраст острее, чем сейчас. Мириады голосов шипели на самом краю слышимости. Ментальное давление отвратительно влияло на состояние. Руки и ноги стали невероятно тяжелыми в металлическом облачении, словно отлитые из свинца; братья не снимали броню с начала вторжения. Рацелус не принимал ни твердой пищи, ни питья, пока нес бдение в Алхимических Сферах, полагаясь на питательные растворы, которые обеспечивала силовая броня, и оттого во рту его все ссохлось, и язык шевелился с трудом. Кожа под поддоспешным комбинезоном казалась невыносимо грязной. Каждая микроскопическая крупинка соли из высохшего пота царапала плоть, точно острые камни, и раздражала не меньше, чем присутствие Антроса.

— Это займет столько времени, сколько нужно, лексиканий, ответил Рацелус, произнося каждое слово с ледяным спокойствием.

Он закрыл вечно светящиеся глаза, борясь с искушением никогда больше не открывать их.

Антрос нервничал и суетился, ведя себя недостойно Ангела Крови. Он сцеплял и расцеплял пальцы сложенных на коленях рук, скребя керамитом о керамит.

— Это неправильно — то, что мы здесь. Мы должны быть снаружи, с остальными. Им нужна наша сила. Наших даров не хватает в битве.

Рацелус едва не накричал на протеже Мефистона, но в последний момент сдержал гнев.

— Нельзя приказывать Владыке Смерти, — процедил он сквозь сжатые зубы. — Ты можешь лишь делать то, о чем он просит, и надеяться в итоге принести пользу. Если мы не предпримем ничего, способного отвратить вторую опасность, нам придется противостоять двум врагам, а затем и трем, когда мы обернемся друг против друга. Мы нужны здесь. И останемся.

Рацелус скорее умер бы, чем признал это вслух, но Антрос был по-своему прав. Больше половины библиариев Кровавых Ангелов, собравшихся сейчас на Баале, а с ними и два десятка из других орденов, ждали приказа старшего библиария. Огромная разрушительная сила простаивала бесцельно. Изолированный в Алхимических Сферах, Рацелус лишь смутно представлял себе ход битвы; но орудия не умолкали ни на миг, поддерживая размеренный ритм, они выстрелили столько раз, что могли бы уничтожить целый флот. Он мог определить, когда тираниды высадились. Отдача от каждого залпа теперь сопровождалась — через несколько секунд — более слабой дрожью столкновения, так бывает, если орудия стреляют по наземным целям.

— Он вернется к нам, когда настанет время.

Рацелус усомнился в собственных словах, едва успев их произнести. Мефистон находился в трансе слишком долго. И чем дольше длилось это состояние, тем сильнее беспокоился Рацелус. Владыка Смерти выбрал наихудшее время для прогулок по варпу.

— Во имя крыльев Ангела, Мефистон, где же ты? — тихо спросил Рацелус.

Старший библиарий не ответил.

Медленно тянулись часы. Прошел еще один день. Бесконечный грохот орудий смешивался с болью, пульсирующей в голове Рацелуса. Один раз он попробовал войти в транс сам, проверил, не сможет ли обнаружить астральную форму Мефистона, но натолкнулся на препятствие. Мефистон был мастером духовной проекции — искусства, которым мало кто из библиариев владел хоть в какой-то мере, и это, как и многое другое, выделяло Мефистона среди соратников. Рацелус не обладал такими способностями, а гнетущая злоба тиранидской слитной души и вовсе закрывала перед эпистолярием все двери.

Тщетные попытки утомили его. Его отмеченные варпом глаза закрылись. Он хотел помедитировать, но вместо этого уснул. Проснулся он от того, что кто-то осторожно тряс его за плечо.

— Восстань же, Рацелус, ибо пришло время!

Над ним стоял Мефистон со все еще серым и осунувшимся лицом. Он походил на призрака, явившегося преследовать жертву в ночи.

Рацелус моргнул, сглотнул в бесплодной попытке смочить пересохший рот.

— Мефистон? Мой господин?

— Я вернулся. Мы должны идти. Немедленно.

Антрос уже встал. Их троны исчезли. Рацелус с некоторым трудом поднялся на ноги, и его собственное сиденье растаяло в дымке кроваво-красных блуждающих огней.

Мефистон проделал серию жестов, и похожая на плоть стена купола Алхимических Сфер отворилась.

Их уединение окончилось. Вокс-передатчик Рацелуса ожил, полнясь спокойными, звенящими переговорами космодесантников, ведущих войну.