Изгой - Евгений Щепетнов Страница 63

Я вытер руки, счищая с них землю пучком травы. Уходящее на покой солнце больно ударило последними лучами в мои слишком чувствительные глаза, и я поспешно отступил в тень, борясь с резью и вытирая слезы.

Слезы? Мда… слезы. Что-то я расслабился в этом добром мире, населенном добрыми людьми. Уже и забыл, когда в последний раз плакал, и на вот тебе…над могилой белого крысюка роняю слезу. Да, это сарказм. И насчет доброты этого мира, и насчет доброты людей. Над могилой Альдины я не мог себе позволить плакать. Я ведь предводитель, вождь, а вожди не плачут. Они ведут в бой, они мстят и побеждают. Или погибают — героически, с мечом в руках, сидя на спине несущейся на врага лошади.

Кстати, мне всегда было ужасно жаль этих умных, красивых существ, которые миллионами гибнут ради того, чтобы исполнить прихоть злобных, подлых существ, почему-то именующих себя людьми. Лошадям подрубают ноги, их убивают стрелами, мечами и копьями, их загоняют до смерти — почему? За что им такая судьба? Почему люди так мучают доверившееся им существо? Ведь оно знает, что ты не хочешь причинить ему вреда, оно верит тебе! А ты недрогнувшей рукой ведешь его на смерть!

Я повернулся и пошел прочь из сада, довольно-таки запущенного, заброшенного в сравнении с тем, каким он был до моего отъезда. Мои грядки заросли сорняками, за лекарственными травами никто не ухаживал. Раба, который занимался садоводством, перевели на другие хозяйственные работы, и никто не подрезал кусты, никто не дергал сорняки. Новому хозяину было на это наплевать.

Сумрак быстро овладевал пространством, громада замка заслоняла синеющее небо, и тень от многотысячелетнего строения протянулась до самой реки. Но все равно было душно. Надо мной тут же зароились комары, и я их отгонял простейшим заклинанием, которое известно любому владеющему магией, но если бы не это — они бы меня просто сожрали. Здешние комары ничуть не менее кровожадные и мерзкие, чем их земные собратья. Ненавижу эту кровососущую пакость! Моя воля — я бы уничтожил эту гадость навсегда, на все времена! И не надо мне рассказывать о том, что после уничтожения комаров рацион рыбок сделался бы гораздо менее обильным. Нашли бы чем питаться! Главное — что не было бы этих мразей, зудящих над ухом и норовящих проникнуть в рот, в уши, в глаза! Солнца, ультрафиолета они боятся, но стоит светилу покинуть небеса — наступает их вечер, их ночь — эта фашистская зудящая орда вылезает в свое факельное шествие и только тотальный террор может помочь избавиться от поганой кровососущей нечисти.

Я услышал хлопки и ругань прежде, чем увидел, что происходит. Но раньше что-то прилетело ко мне по воздуху и шлепнулось у моих ног. Что-то мягкое, что-то живое.

— Вот гады! Ты посмотри! У них жало длиной в палец! — послышался чей-то голос, потом смех, жалобный писк и хруст, оборвавший писк.

— Тьфу! Сапоги перепачкал, теперь придется чистить! — услышал я другой голос, и первый отозвался радостным ржанием:

— А не надо было сапогами топтать! Врезал бы его о дерево, и хватит! Если сразу не убьешь, так потом сдохнет!

Я невольно пригнулся за кустом — не хотелось встречаться с этой компанией. Само собой — мне повезло, как утопленнику: Алан и его прихлебатели, пятеро парней из молодых наемников, которые постоянно крутились возле него и заглядывали ему в рот.

Внизу что-то шевельнулось и запищало, я посмотрел… котенок! Уже подросший, отлученный от мамки — черный, как уголь. Он пытался ползти, но задние лапы его волочились по земле, видимо перебит позвоночник. Но котенок упорно продолжал ползти, не желая сдаваться смерти. Как и я. Я вопреки всему, вопреки всем обстоятельствам не сдавался ни при каких условиях. Я просто не способен сдаваться! Победа, или смерть!

Котенок оглянулся на меня, и в его глазах я увидел, почувствовал отчаянье. Для него я был одним из этих мразей, которые развлекаются — мучая, убивая тех, кто слабее них. Кто получает патологическое удовлетворение от картины страданий живых существ. И это было противно и обидно. Я ведь не такой! Не все люди такие гады! Я встречал в своей жизни много, очень много людей, и процент подонков среди них был очень мал. Но попробуй, докажи это маленькому котенку, который в своей жизни видел только боль и унижения…

На душе стало гадко, черно, как в выгребной яме. Я собрался выйти из-за куста, но тут веселая компания пришла ко мне сама.

— Тут где-то пищал! — послышался незнакомый голос — Живучие, твари! Говорят, у них десять жизней! Пока все не истратишь — не убьешь!