Новая Земля - Ариф Алиев Страница 62

Возле Обезьяна сидели пышная зрелая женщина без ампутаций и заплаток и девушка с маленькой грудью, похожая на Барби, с чужими ногами вместо рук. Сипа сказал, что это жена и дочка Обезьяна. Жена сидела голая, а дочку Обезьян приодел в голубой дождевик и самодельную юбку и на голову надел щегольскую кепку. Жену Обезьян обнимал, иногда лапал за груди, шарил между ног, а на дочку прикрикивал, чтобы не строила глазки членам совета.

Сипа сказал, что это и есть те самые средства сексуальной разгрузки. В ящиках было 200 женщин, по одной на каждого колониста, но лемминги их попортили, потому что резина вкусно пахла — как пахнет жвачка «Juicy Fruit» клубничная. Кстати, ящик «Juicy Fruit» лемминги тоже сожрали.

Прислуживали начальству Якут, Толя Слесарь и еще несколько колонистов из 1-го барака, они разливали кипяток по кружкам, раскладывали на розетки джем и галеты, накладывали кофе и сахар, кто сколько попросит. За спиной у Обезьяна стояли охранники, все — с топорами.

Леша Паштет кофе не пил и за столом не сидел. Он разговаривал с привязанным к железной бочке голым человеком. Человек выкрикивал матерные междометия, а может быть, и осмысленные слова, из-за прибоя не было слышно. Леша Паштет изредка смотрел на часы и фиксировал время в блокноте.

Сипа предположил, что в бочке лемминги, а в крышке дырка. Леша Паштет давно требовал поймать ему 10–15 леммингов и за каждого обещал награду. Он придумал казнь: человек сидит голый на бочке, а голодные лемминги вгрызаются в его жопу, жрут изнутри и из горла вылезают. Само по себе использование бочки с дыркой не ново, но обычно в бочку сажают крыс, которые вылезают у человека из живота и убегают. Лемминги же реально могут человека выжрать изнутри, они не успокоятся и не убегут, пока не сожрут последнюю жилку. Еще Сипа сказал, что он бы на месте Леши Паштета человека не раздевал, а, наоборот, одел в комбинезон и куртку застегнул поплотнее, тогда лемминги и костей бы не оставили.

На холоде кофе быстро остывал. Обезьян вылил остатки на землю, щелкнул пальцами, потребовал повторить. В чайнике не осталось кипятка, и Толя Слесарь получил пендаль от охранника и побежал наливать воду.

Несколько членов совета ушли греться в барак, остальные кемарили у стола, забавлялись с женщинами, играли в настольный хоккей.

Обезьян обнял жену, поцеловал в губы и что-то сказал ей, показал пальцем на 2-й барак, засмеялся.

2-й барак так и недостроили, рамы не вставили, заложили оконные проемы камнями, а вместо двери натянули полог, сшитый из нескольких кусков упаковочной пленки. Зато вокруг 2-го барака построили каменную стену с неширокими воротами, а у ворот — сколоченная из сандвич-панелей башня с гнездом наверху и лестницей, подобие караульной вышки. В гнезде стоял охранник, над головой у него висело на проволоке несколько десятков пустых консервных банок — тревожная сигнализация.

Двор перед бараком разделили каменными стенками на 4 сектора, но внутренние стенки были невысокими, они лишь обозначали пределы, которые запрещалось переступать.

Я смотрел на чужую жизнь, и мне было интересно. Еще вчера я думал, что не хочу видеть людей, и злился на Сипу, когда он болтал, чесался, рожи корчил и червей выплевывал. Я мечтал остаться один, но вот увидел бывших полосатых, таких же, как я, убийц и негодяев, и захотелось узнать, чем они живут и почему до сих пор живут, поговорить, поспорить, удивиться, выругаться. Мне захотелось сидеть за столом и пить кофе, или играть в настольный хоккей, или даже охранником стоять за спиной у Обезьяна. Еще больше захотелось проткнуть Обезьяна острогой и Лешу Паштета проткнуть. И Гогу Звягинцева, возможно, пока что я его не видел. Человек — общественное животное и любопытное. Я оказался таким же слабым, как и все, я скучал без стада.

Сипа уткнулся в камень. Он не смотрел на 2-й барак, ему было страшно.

В секторах гуляли колонисты, в каждом человек по 25, ходили назад-вперед, разворачивались, головами вертели, смотрели на вышку. Куртки у них были замызганные и рваные. И лица худые, черные от морозного ветра и грязи. Я узнал Моряка, Махова и парня со шрамом — того, который убил одноглазого.

— Николай, чем они провинились?

— Куртки у них красные.

— Ну и что?

— Потише, Иван Георгиевич, услышат.

— Прибой шумит, не услышат.

И точно ведь, колонисты 2-го барака были в красных куртках и штанах, а Обезьян, члены совета, колонисты 1-го барака, охранники — все одеты в синее. И не подумаешь, что это так важно. Сам-то я был в синем. И Сипа тоже.

— Николай, а мы с тобой в синем.

— Переодеть недолго.

Из 1-го барака вышел Гога Звягинцев, подошел к Обезьяну, тот посмотрел на часы, допил кофе.

Гога Звягинцев пощелкал пальцами — дал знак охраннику на вышке.

Охранник потряс баночной гирляндой.

Колонисты 2-го барака знали, что если охранник потянулся к проволоке и посмотрел в сторону 1-го барака, то будет трясти банками, но все равно вздрогнули от грохота, некоторые вскрикнули даже.

— Закончить прогулку! 4-й сектор на месте, остальные — приготовились к игре!

К вышке подошли Обезьян, Гога Звягинцев и несколько охранников. Обезьян и Гога Звягинцев забрались наверх.

— Приветствую вас, господа!

Я думал, вразнобой отзовутся или промолчат, а они дружным хором:

— Здравия желаем, господин начальник колонии!

— Готовы к игре?

— Да, господин начальник колонии!

Обезьян поднял руку.

И тихо, только прибой и голый человек на бочке кричит безумный:

— Последний — мертвый, господа!

Колонисты 4-го сектора остались стоять, а остальные 3 сектора побежали. Я никогда не видел такого страшного бега. Это и не бег был, а драка на бегу. Люди хватали друг друга за куртки и за волосы, сбивали с ног, толкались, пинались, размахивали кулаками и орали так громко, что, если бы мы с Сипой сейчас заорали, нас никто бы не услышал.

Какой-то доходяга резво стартовал, но его оттерли к внутренней стенке, ударили по голове, он упал. О него спотыкались, падали возле, топтали.

— Мухой срыгнули, твари! — орал Гога Звягинцев. — Последний — мертвый!

Колонисты скопились возле полога, они торопились зайти в барак. Никто не хотел быть последним, никто не хотел умирать.

— Последний — мертвый! Такой у нас порядок, господа!

Полог сорвали, почти все колонисты сумели протолкнуться в барак, но драка продолжалась и внутри, в тамбуре.

Колонисты 4-го сектора не вмешивались, ждали, кто окажется последним. Среди тех, кто ждал, был парень со шрамом.

— Шрам! — окликнул его Гога Звягинцев и сбросил веревку.

Шрам привязал к веревке ведро, и Гога Звягинцев поднял ведро на вышку.

Доходяге сломали ноги. Он полз к бараку, но снаружи уже никого не было.