Война по понедельникам - Антон Первушин Страница 62

И везде по стенам были развешаны картины.

По общему количеству этих картин хватило бы на средних размеров выставку. Все это были, само собой, подлинники, а автором являлся сам Черномор. Основным сюжетом картин было распятие Христа, в меньшем количестве — разнообразные события, ему предшествующие и, соответственно, за ним последовавшие, как то: тайная вечеря, восхождение на Голгофу, воскресение. Антон обратил внимание на интересную деталь: все люди и животные — персонажи картин — оказались покрыты сеткой каких-то прямых тонких линий. Особенно четко это было видно на полотнах с распятием: сетка вертикальных линий над правой рукой Христа, сетка вертикальных над левой, сетки линий по всему выгнутому от мучительной боли телу. Тут Антон догадался, узнал. Линии эти — ни что иное, как общепринятое изображение эпюр напряжений и моментов, используемых при расчетах напряженного состояния в сопромате. Замысел сразу стал Антону понятен, и очень довольный своей сообразительностью, он оторвался от картин и поискал глазами Кима.

Ким и Черномор, стоя в двух шагах, о чем-то вполголоса переговаривались. Черномор, перехватив взгляд Антона, сделал приглашающий жест:

— Располагайтесь. Пойду сварю кофе.

— С бутербродами? — с надеждой спросил Ким.

— С бутербродами, — заверил Черномор, уходя на кухню.

— Бутерброды он делает, — сказал Ким Антону, причмокнув, — сплошное объедение.

Антон сел в кресло, поерзал, устраиваясь, и стал ждать. Скоро вернулся Черномор с круглым металлическим подносом в руках. На подносе стояли чашки с горячим кофе, сахарница и тарелка с маленькими, но чрезвычайно аппетитно выглядевшими бутербродами. Ким, прохаживаясь по комнате, ткнул пальцем в одну из картин:

— Эту раньше не видел.

— Позавчера закончил, — пояснил Черномор. — Как тебе?

— Неплохо. Но кажется, с охрой перебираешь.

— Я так вижу!

Ким фыркнул. Потом тоже сел в кресло, присоединившись к компании, и накинулся на бутерброды. Черномор тем временем переключился на Антона:

— Ну-с, начнем… Ким мне рассказывал, ты хочешь со мной поговорить о Витязях…

— Да, пожалуй, — медленно ответил Антон, прихлебывая кофе. — Он уверил меня, что не умеет толково объяснить мировоззрение Витязей и предложил по этому поводу обратиться к вам.

— Понятно. А тебе это, значит, интересно?.. А что ты уже знаешь с его слов?

— Кое-что… Ваша основная цель — найти действующего Муравья, при власти, и с его помощью, так я понял, сделать людей, мир этот добрее… так, кажется…

— Понимаю, понимаю, — Черномор отставил чашку с недопитым кофе и вцепился освободившейся пятерней себе в бороду. — Слушай, — сказал он после паузы. — Слушай внимательно. Что есть движение человечества вперед? Что есть его ближайшая конечная цель на длинном пути эволюции? Можно ответить, это свобода. Свобода для всех и свобода для каждого; то и другое взаимосвязано, без одного не может быть второго. Мы не претендуем на первенство в данном утверждении, и до нас были умные люди, которые говорили то же самое. Однако, как ты понимаешь, свобода бывает разной. И величайшее заблуждение состоит в том, что свобода — это нечто вроде прекрасной сказочки: тюрьмы и психиатрические лечебницы закрыты и забыты, армии и силовые органы распущены, все ходят в чистых белых одеждах с осененными лицами, все свободны и равны. Четвертый сон Веры Павловны, одним словом. Утопия. А мы, Антон, не утописты, мы — практики, и мы знаем, как помочь человечеству Пеллюсидара сделать шаг к свободе. Не к свободе как лозунгу, подчеркну лишний раз, не к свободе как расхожему штампу дешевых газет, не к свободе как пустому звуку, философской категории, которую любят потрепать в устной дискуссии сытые ученые мужи, а к СВОБОДЕ!

Человек своенравен, воля его случайна. То, что кажется сегодня свободой одному, завтра предстанет величайшим порабощением для другого. Но понятие свободы, истинная ее суть, что находится где-то на грани, на трудноразличимом рубеже между Законом и Хаосом, всегда незыблемо. Оно есть, существует, оно определено устройством мироздания, высшей волей, высшим словом. И чтобы познать его, человеку необходимо прежде всего научиться чувствовать граничное состояние, научиться видеть тонкую тропу между двумя крайностями…

Потом Черномор по памяти цитировал Бердяева (по всему, это был его любимый философ): «Нужно права человека, достоинство и свободу личности поставить выше благополучия человеческого, интересов человеческих, субъективной и изменчивой воли человеческой». Здорово сказано, а? Николай Александрович — великий человек. Понимаешь, что он вкладывал в эти слова? Существует абсолютное знание, высшая абсолютная воля, определяющая сущность, подлинное знание вещей в мире. Воля эта имеет множество названий: Святой Дух — у христиан, Дао у Лао-цзы; можно продолжить список. И она так же реальна, вещественна, как вот эта комната, этот кофе.

Лучшие люди человечества получали время от времени возможность узнать ее, прикоснуться и испить из источника вселенской мудрости. И благодаря им, этим немногим лучшим, мы кое-что знаем, помним, слышали или читали; мы знаем часть, долю истины. Другое дело — мы ее не принимаем. Мы не умеем слушать и слышать, не научились понимать. А ведь высшая воля в любой момент готова поделиться с нами, помочь нам обрести свободу, а значит, и счастье, потому что свобода — прежде всего подлинно естественное состояние человека, и, лишь став свободным, он сумеет почувствовать себя по-настоящему счастливым.

Мы знаем, осознаем эту истину, Антон. И мы поможем человечеству Пеллюсидара. Ты спросишь, почему не человечеству Земли? На Земле это трудно, практически невозможно сделать горсточке энтузиастов даже и с творчески развитым воображением. Социум там — автономная саморазвивающаяся система. Методом проб и ошибок идет цивилизация Земли вперед. Я не сомневаюсь, никто из Витязей не сомневается, что она выкарабкается в конце концов, самостоятельно поднимется до сверкающих вершин, но на это уйдут века, а мы призваны решить задачу уже сейчас.

Ким, возможно, говорил тебе, как мы собираемся это сделать, о технологии, так сказать, всеобщей альтруизации. Со стороны это выглядит не слишком привлекательно: с невероятными усилиями мы продираемся сквозь трущобы человеческого зла, мы задыхаемся от долгого изнуряющего бега, от нас пахнет потом и кровью, как от гончих. Мы устали, но мы помним об ответственности, которую взяли на себя, всегда помним о нашей сверхзадаче и не остановим свой бег, пока цель не будет достигнута. И тогда можно будет отдохнуть и всерьез заняться искусством.

Так получилось, Антон, что Витязи — в основном люди творческие. Наверное, это правильно, так и должно быть. Ведь прерогатива людей творчества — при любых потрясениях тонко чувствовать, различать пограничные состояния, чтобы не дать сбить себя, увести в одну из крайностей. Витязи потому — художники, поэты, писатели, инженеры. Пока нам приходится постоянно себя ограничивать; большая часть времени уходит не на поиски верного штриха, точного слова, красивой рифмы, изящного решения, а на поиски конкретных людей в конкретно предлагаемых обстоятельствах, зато уж потом… И ведь как, наверное, это здорово будет, Антон, — видеть, наблюдать, как приходит к людям знание, понимание; как становятся они добрее, чище душою; как открываются двери в домах и в сердцах людей… И я, Антон, верю, что увижу это, доживу и увижу. И нарисую, обязательно нарисую…