Закон маузера - Валерий Большаков Страница 61

— Занимай место командира, будешь говорить, куда править!

— Может, поменяемся, сердар? — неуверенно спросил текинец.

— Некогда, Батыр, некогда!

Заведя стартёр, Авинов добился того, что мотор взревел.

— Саид!

Текинец не ответил — за грохотом двигателя даже его зычный голос гас, зато обе ноги Батыра коснулись спины командира.

Это означало: «Вперёд!»

Кирилл выжал фрикцион, переключил передачу и взялся за рычаги. Танк ощутимо дёрнулся, лязгнул гусеницами по краю платформы и плавно перевалился на трещавшие шпалы.

Нога Саида тронула правое плечо Авинова, и подполковник мягко потянул правый рычаг на себя.

Танк, размолачивая шпалы, довернул, выровнялся. Снова направо.

Кирилл глянул в нарамник перископа. Насыпь!

Взрыкнув, танк сполз вниз и покатил, лязгая и звеня, к лесу. Приткнув машину к паре вековых сосен, Авинов заглушил мотор.

— Вылазь, Саид!

— Ага!

Долго ли, коротко ли, но все машины, бронированные и не слишком, покинули платформы.

— Всё сжечь, особенно сходни! Чем меньше следов оставим, тем лучше!

Ну с огнём проблем не возникло — пара теплушек и без того горела, платформа с невезучим «Руссо-Балтом» уже догорала.

Шпалы и сходни покидали в «пещь огненную», которой стала взорванная цистерна, чьи клёпаные борта разошлись, аки лепестки, покрытые толстым слоем сажи.

— Подбрось дровишек! — орал Исаев. — Ядрёна-зелёна!

Авинов стянул с себя шлемофон и надел привычную фуражку. Подступило то, к чему любой офицер должен быть готов всегда, в любую минуту, а именно — надо было брать на себя всю ответственность. За людей, за технику, за потери и удачи.

Они оказались в отрыве от своих, связаться с тем же Врангелем невозможно, и неясно, что же предпринять.

А когда не знаешь, как поступить, делай что должен.

Додумать любимую поговорку Марка Аврелия Кирилл не успел — со стороны железной дороги донёсся паровозный гудок.

— По машинам! — заорал Авинов. — Дубатов! Саид! Быстро уводите колонну в лес! Десять минут хода — и глушите моторы! Вас не должны услышать с дороги — чует моё сердце, там красные! Вы ещё здесь?!

— Мы уже там, сердар!

Один за другим взрёвывали танки. Клацая и лязгая гусеницами, они отходили колонной. Грузовики и бронеавтомобили завывали в иной тональности.

— Елизар Кузьмич! Иван Андреич! Вы задержитесь со мной.

Статный Иван Акатьев кивнул и движением могучего плеча сбросил на руки ППТ.

Исаев огляделся окрест, покачал головой в недовольстве — уж больно заезжена трава, переломаны кусты.

Но вон воронка от взрыва бомбы — дай бог, красные примут и всё остальное за следы недавней бомбёжки…

Скрываясь за деревьями, Кирилл подобрался к колее.

Литерный эшелон представлял собой жалкое зрелище — всё, что могло воспламениться, сгорело до железного остова.

Пара теплушек ещё горела, огонь красиво заворачивался в щели между истончившихся досок.

Цистерна чадила, паровоз угрюмо дыбился нагромождением рваной стали.

Помощника машиниста с кочегаром убило, а вот старый, опытный машинист уцелел — ушёл с танковой колонной «на броне».

Короткие, требовательные свистки зазвучали совсем близко, и вот он — бронепоезд.

Сначала показались контрольные платформы, потом бронепаровоз, пыхавший плотными белыми клубами, а после и блиндированный вагон, на серой стенке которого было выведено крупными буквами: «Р.С.Ф.С.Р. Центробронь. Первый броневой поезд Брянского Совдепа».

Двубашенные бронеплощадки соседствовали с платформами, прикрытыми со всех сторон клёпаными бортами, но без крыши, — из этих бронированных «ящиков» выглядывали задранные вверх стволы трёхдюймовых противоаэропланных орудий.

Пыхая паром, «Первый броневой» остановился перед разбомбленным паровозом.

Из дверей, с платформ, изо всех щелей полезли красноармейцы. Они были безоружны, но не слишком самонадеянны — дула пулемётов в амбразурах пошевеливались, готовясь открыть огонь.

Галдя, красные прошлись вдоль эшелона, покинутого белыми, и принялись за дело. Сначала заработали пулемёты.

— Ложись! — скомандовал Авинов и бросился на землю, откатываясь за мощный комель вековой сосны.

Длинные очереди пронизали чащу, срубая ветки, разбрасывая кору, и утихли.

Успокоившись, большевики занялись починкой путей — гнутые рельсы сбросили под откос, воронки засыпали, уложили шпалы… Шарканье лопат и перестук ломов заглушили даже паровозное уханье.

— Никого не задело? — осведомился Кирилл.

— Целые мы, ваш-сок-родь, — отозвался Кузьмич. — Отползаем?

— Погоди…

Вскоре новенькие рельсы были уложены, и красноармейцы отцепили бронепаровоз. Дав гудок, машинист тронулся, уткнулся пострадавшему собрату в лоб, словно бодаясь, и сдвинул с места весь состав.

Последние теплушки, сошедшие с рельсов, заскрежетали, их потянуло к насыпи, и вот обгоревшие платформы одна за другой стали съезжать с путей, крениться и опрокидываться.

Даже паровоз-«овечку» ^[88] утянул состав за собой — медленно оторвав колёса от рельс, локомотив тяжко грянулся, заскрежетал по гравию. Дорога свободна!

Задерживаться да выяснять, куда делись белые, никто не стал — бронепоезд поспешил вперёд, на Комаричи.

— Возвращаемся, — сказал Авинов, вставая и отряхиваясь.

— Што делать-то станем, ваш-сок-бродь? — бодро поинтересовался Исаев.

— Воевать, Кузьмич.

Просека в густом сосново-дубовом лесу тянулась недолго. Пришлось прокладывать путь по молодому ельничку, а там и полянка нарисовалась — у самого бережка неглубокого, широко разлившегося ручья.

Колонны двинулись прямо по течению, благо что редко где вода доставала до ступиц, а уж танкам это и вовсе было нипочём.

Судя по карте, они следовали по одному из притоков Неруссы.

Когда слева по бережку обозначились приземистые строения, Авинов отправил броневик Мустафы на разведку.

Текинец вскоре вернулся и доложил, что вышли они к хутору, давным-давно брошенному, ещё до революции.

Однако построечка основательная, лишь крыша тесовая кое-где подгнила, а так — держится.

Кроме избы, имелась добротная конюшня, амбар, коровник и баня.

— Банька — это хорошо-о… — зажмурился Исаев.