Наследник - Алексей Кулаков Страница 61

После чего, задумчиво похлопывая о ладонь все тем же кинжальчиком, негромко осведомился:

– Как звать тебя, добрый христианин?

– Е… Кх-кх… Елпидий [124].

– Мить?.. Ой.

Добросовестно молчавший (несмотря на буквально изводившее его любопытство) царевич Иван, увидев в руках старшего обнаженную сталь, все же не выдержал и нарушил собственное обещание.

– Говори уж.

– Мить, а ты его что, резать будешь? Да? А ему не больно будет?

Услышав еще одно оханье, Дмитрий повернул голову, обнаружив дородную купчиху и быстро спрятавшуюся за нее долговязую девицу примерно тринадцати-четырнадцати лет. Дальше подпирали стены сразу три довольно миловидные женщины, одна из которых имела явное сходство с купцом, а за ними что-то тихо бубнил мужичок с животом героических пропорций, явно не решаясь переступить порог. Ну и охрана, куда же без нее!

– Родные – останьтесь, остальные – вон.

Повернув голову обратно к брату, он с легкой приободряющей улыбкой осведомился:

– Страшно?

– Не-а.

– А тебе, именуемый «надеждой»?

Облизнув потрескавшиеся губы, Елпидий, высохший чуть ли не до состояния скелета, обтянутого кожей, чуть дернул затылком в отрицании.

– Правильно. Надежда умирает последней.

Небрежно ткнув кончиком вытянутого булатного жала в ногу, наследник без малейшего интереса осведомился:

– Чувствуешь?

– Кх-ха. Нет.

– Так?

– Да!

Оставив на ногах больного несколько мелких ранок, Дмитрий взял тряпицу из рук отчего-то побледневшего купца, обильно смочил в большом кубке и обтер часть спины больного, видневшуюся в большой прорехе на нательной рубахе. Поморщился от мощного винного духа, придавил рубец собственной рукой и скомандовал:

– Вдохни. Глубже! Выдохни.

Тихий и какой-то нутряной хруст совпал с жалобным вскриком купеческого сына, а царственный отрок, подержав свою ладонь над шрамом, перевел ее чуть выше.

– Жгет… Господи, мука какая!.. Тятя, больно!!!

Задергавшегося было на своем ложе больного мигом придавил дюжий страж, а в дальнем углу едва слышно заплакала купчиха. Не обращая никакого внимания на вой исцеляемого, десятилетний мальчик еще немного подержал ладонь у его спины, затем мимолетно коснулся коленей и голеностопа. Напоследок еще раз провел рукой вдоль всего тела и по-прежнему тихо распорядился:

– Перевернуть.

И очень жестко заткнул Елпидия, открывшего было рот для новой порции воя:

– Невинному зверю, коего убили из пустой прихоти, было еще больнее. Согни правую ногу.

– Н-не могу.

Шлеп!

Едва не потеряв зубы от пощечины, щедро отвешенной детской рукой, больной послушно исполнил требуемое. И замер, боязливо осознавая то, чему даже и не хотелось верить.

– Согни левую ногу.

В этот раз пощечины не потребовалось, а всхлипывания купчихи приняли отчетливый оттенок радости.

– Тимофей сын Викентия.

По лицу тридцатипятилетнего купца пролегли две мокрые дорожки.

– Его тело не готово целиться далее. Пусть обильно ест. Спать ему на твердом. На новую луну я приду вновь.

Заголосившая что-то неразборчиво-радостное купчиха попыталась было кинуться целителю в ноги, но успела сделать лишь несколько коротких шажков, а затем не по своей воле завалилась набок. Хозяин же в этот момент отчетливо вспомнил, как его наставлял дворцовый стражник. Разговаривай с вежеством, ближе трех шагов не подходи, просьбами не докучай… Ему было разрешено приблизиться, жену же не звали.

– Благодарствую за милость явленную, государь-наследник.

Равнодушно обогнув недоумевающую над своей столь внезапной немочью хозяйку и помогающую ей встать дочь, царственный отрок чуть повернул голову, обращаясь к идущему немного позади купцу:

– А ведь ты так и не понял, насколько велик твой дар.

Указав на сердце, которое иногда начинало просто суматошно биться, а потом и на голову, кою все чаще сжимали тиски сильной боли, целитель дождался, пока в глазах Тимофея проявится понимание.

– Ушло – и больше не вернется.

На улице, мимолетно оглядевшись по сторонам, уважаемый и авторитетный торговый гость Суровского ряда пал на колени и стал отвешивать земные поклоны.

– Мить, а чего это он?

Усевшись на своих аргамаков, два царевича слегка тронули поводья. Забренчали оружным железом и начали перекликаться дворцовые стражи, многолюдно загудели на разные голоса соседи – и тем удивительнее было, что купец, все так же отбивающий поклон за поклоном, услышал тихие слова наследника:

– Разве твои наставники тебе не сказывали о таком? Ежели проситель, да еще и не боярского либо княжеского рода…

Динь-динь-динь!

– А я здесь!..

В один из последних апрельских денечков, под слегка нахмурившимся в ожидании скорого дождика небом, четверо детей увлеченно играли в жмурки. То и дело во внутреннем дворике Теремного дворца раздавались веселые взвизгивания шестилетней Евдокии или звонкий смех восьмилетнего Ивана, раз за разом ускользавших от нарочито-неуклюжих рук старшего брата. А самый маленький царевич просто радостно улыбался, предпочитая наблюдать за весельем. Слишком уж быстро у него пока уставали ножки.

– И-ии!..

– Поймал!

Впрочем, ловкая «охотница» довольно скоро вернула плотную повязку на лицо любимого (да что там, просто обожаемого) братика, по праву победительницы отобрав обратно свой колокольчик.

Динь-дилинь-динь!

Отслеживая перемещения родственных Узоров (чему повязка на глазах только помогала), Дмитрий мог в любой момент поймать и брата, и сестру, но зачем? Куда лучше нежиться в изливаемом на него потоке эмоций и чувствовать, как душа буквально воспаряет на седьмое небо. От столь долгожданного, вымученного, выстраданного и оттого воистину драгоценнейшего семейного счастья…

– Осади.

Голос десятника, в котором вместо привычной ленцы прозвучала легкая настороженность, вернул его на землю. Не желая хоть как-то прерывать свою возню с мелкими, царевич очень сильно пожелал, чтобы это был всего лишь очередной любопытствующий зевака, – и приглушенный бубнеж постельничего сторожа почти убедил его в этом.

Динь-динь.

«Запоздало» хватнув воздух там, где еще мгновение назад стоял Иван, наследник «внезапно» скакнул вперед, самыми кончиками пальцев зацепив сестру.

– А вот и нетушки!..