Правило правой руки (сборник) - Сергей Булыга Страница 60

А там никого, кроме себя, терпеть не станут! А у нас вдруг такое самоуправство. И к нам приехал от них проверяющий – пан Змицер Штых, главный крайский выездной судья. На вид он был пан как пан – кунтуш, сабля, чуб, и конь под ним не сильно дорогой. Только когда пан судья сходил с коня, становилось видно, что через плечо у него торба с золотым шитьём, а в ней Статут, как говорили, а за поясом серебряная булавешка, знак его судейской власти. Он же, когда вёл расследование, стучал ею по столу, если становилось шумно. Ну а если становилось совсем шумно, он тогда…

Понятно. И вот он приехал до нас, мы его с почётом встретили и рассказали всё, что знали. Потом он ещё расспросил тех, кого посчитал нужным расспросить, и уже назавтра выехал искать ту заклятую корчму. С паном выехал его пахолок Янка. Янка тоже был пахолок как пахолок, сказать о нём особо нечего.

Когда они выезжали из города, мы стояли на Соборной площади, смотрели им вслед и гадали, удастся или не удастся пану Змицеру это его, прямо скажем, непростое предприятие. И многие, нет, даже мы почти все единогласно сходились на том, что пан Змицер поездит туда-сюда, поблукает по нашей пуще, по нашим гнилым дорогам, помокнет под нашими дождями, ничего, конечно, не найдёт, плюнет, развернётся и уедет к себе в Глебск, проклиная нас последними словами.

Но, как мы вскоре узнали, всё сложилось немного не так. Правда, сперва пан Змицер и в самом деле несколько вечеров и ночей ездил по нашим болотам без всякой удачи, заезжал во все корчмы и выезжал из них обратно, ехал дальше, месил грязь, а сверху дождь лил и лил, а ветер был уже осенний – холодный и сильный, поэтому очень скоро эти поездки повернулись так, что когда впереди появлялся огонь, пан Змицер сперва радовался тому, что он сейчас сможет хоть немного передохнуть и согреться, а уже только после, и то не сразу, прикидывал, что там за корчма такая – доброчинная или заклятая. И так, с каждым днём, правильнее, с каждой ночью, потому что днём он отдыхал, пан Змицер всё больше и больше думал о доброчинных корчмах и всё меньше о заклятых.

Но как только он совсем забыл о том, зачем сюда приехал, ему сразу встретилась ещё одна корчма. А уже настала ночь, шёл дождь. Пан Змицер продрог до костей и проголодался очень сильно, когда Янка, его пахолок, вдруг сказал, что видит впереди фонарь. Пан Змицер велел поспешать. Они подъехали к корчме, пан Змицер соскочил с коня, поднялся на крыльцо и вошёл в дверь. А Янка отдал коней служке и тоже вошёл вслед за паном.

Корчма была как корчма, даже ещё хуже, чем обычно – зала оказалась маленькая, грязная, свету в ней было мало, а посетителей совсем ни одного. Только корчмарь сидел на своём месте и смотрел на пана Змицера.

– Чего сидишь? – строго сказал пан Змицер. – Не видишь, что ли, пан приехал?!

Корчмарь сразу встал, быстро подошёл к столу и поклонился. Пан Змицер сел. Корчмарь спросил, чего пану желательно, пан Змицер ответил. Корчмарь начал накрывать на стол. Пан Змицер снял плащ, корчмарь развесил его над огнём просушиться. Пан Змицер спохватился, посмотрел на дверь. Дверь была на месте. Пан Змицер успокоился и велел Янке сходить на конюшню проверить коней. Потому что, подумал пан Змицер, это не та корчма, которую он ищет, и нечего здесь задерживаться. Вот сейчас, думал пан Змицер, он передохнёт, обогреется, и они поедут дальше. Корчмарь подал ему полный келих горелки и добрый шмат хлеба. Пан Змицер осенил келих святым знамением и выпил. И тоже самое проделал с хлебом. На всякий случай, от порчи. После утёр губы…

И вдруг увидел, что за другим столом, напротив, сидит какой-то человек. Откуда он взялся, подумал пан Змицер, обернулся, посмотрел на дверь…

И увидел, что она исчезла! Там теперь была просто стена. А Янка уже успел выйти, подумал пан Змицер, дурень Янка, куда он спешил?! Вот как тогда разгневался пан Змицер, но виду не подал, отвернулся от двери… правильнее, от того места, где раньше она была, и увидел, что на столе перед ним стоит ещё один келих горелки. Пан Змицер осенил его – уже просто так, по привычке – и выпил.

Сразу же из боковой двери в залу стали входить девки. Их было не меньше десятка. Тут же кто-то заиграл на скрипке – очень быстро, громко-громко. Девки кинулись плясать.

– Гэй! Яшчэ! Гэй! Яшчэ! – стал выкрикивать тот человек из-за соседнего стола. И ещё начал стучать кружкой. И топать ногами.

С другого бока тоже закричали: «Гэй!» и тоже стали топать, очень громко. Пан Змицер оглянулся и увидел, что это за ещё одним столом, которого он раньше не заметил, сидит шумная компания каких-то непотребных личностей, пьяных, конечно. Но пана Змицера они как будто и не замечают, они кричат девкам, кричат, конечно, сальности, а девки знай себе пляшут посреди корчмы и при этом задирают ноги так, что просто удивление и срам. Но и они на пана Змицера не смотрят. А скрипки визжат как коты! А бубен бьёт так, что сейчас уши лопнут. А девки пляшут, а корчма в дыму, накурено, что хоть оглоблю вешай, а народу столько, что не протолкаться! Откуда их набилось, думает пан Змицер, а сам опустил одну руку на саблю, во второй держит пустой келих и думает – сейчас к нему подсядут девки, и что делать? Гнать их? Будут же смеяться, скажут: девок наполохался! А если к нему сядут играть в карты, тогда что, неужели тоже не играть, сказать, что денег нет? Но по-сарматски ли это? А если…

Вот такой чмур вдруг на него нашёл! Но он тут же мотнул головой, ещё раз посмотрел по сторонам и думает: нет, не возьмёте, собаки! Я вас…

А что «Я вас»? К нему же никто не подходит, никто не подсаживается, как будто его тут и нет. И вот время идёт, пан Змицер сидит за столом, смотрит по сторонам, на ту гульбу, и думает, что так всегда – если к чему-то крепко приготовишься, то этого как раз не будет, а случится то, чего совсем не ожидаешь. А чего он не ожидает?

И только он так подумал, как сразу видит – из той толпы вдруг вышел человек, развёл руки, чтобы его не толкали, чтобы не забегали вперёд, не крутились под ногами, и пошёл прямо на пана Змицера, к его столу. Это был высокий, крепкий человек в чёрной мохнатой шапке и в чёрном просмоленном плаще, очень широком, и борода, усы и брови у него были чёрные, да и лицо будто прокопчённое или всё в саже, может, даже в порохе. И руки тоже оказались чёрные, когда тот человек положил их на стол, или упёрся ими, и замер. И он не садился за стол, а стоял возле него и сверху вниз молча смотрел на пана Змицера. В корчме орали, топали, плясали, выли, свистели, гундосили и даже брехали по-собачьи. И всё это было в дыму и в чаду! А тот человек смотрел на пана Змицера. А пан Змицер смотрел на него – снизу вверх. И одну руку по-прежнему держал на сабле, а во второй пустой келих.

Тут сбоку выскочил корчмарь, плеснул в келих горелки и пропал. Тот человек прищурился – но не по-людски, а только одним нижним веком, по-змеиному. Вот кто это был! Сам Цмок! Хозяин Пущи!

Но пан Змицер и тогда не дрогнул, не сморгнул, а поднял полный келих и, не сводя глаз с Цмока, начал пить. Пил не спеша, смотрел на Цмока. А Цмок на него. Когда пан Змицер выпил и поставил келих, Цмок сказал:

– Доброго здоровья, пан судья.