Конец цепи - Фредрик Т. Олссон Страница 60

– Что, черт возьми, ты натворил?

– А что, по их словам, я сделал? – спросил он.

– Здесь были люди и искали тебя все утро.

– В костюмах и галстуках?

– Помимо прочего. И полицейские. Это имеет отношение к газете?

Альберт закрыл глаза. Газета. Естественно.

На улице хватало людей, и, возможно, многие позвонили в средства массовой информации, как и в полицию, и в службу спасения. Это уже стало новостью, и, пожалуй, кто-то узнал его, и в таком случае было только вопросом времени, когда его лицо появится на первых страницах интернет-изданий тоже. Черт.

– Дело касается Жанин, – сказал он просто. – Я пойму, если ты не поверишь мне. Но ее похитили, и я не знаю почему, и сейчас они охотятся за мной.

Ответ удивил его:

– Я в курсе.

Молодой ассистент огляделся, понизил голос, хотя шум вокруг был достаточно громкий и ему приходилось держать ладонь у другого уха, чтобы хорошо слышать Альберта.

– Ты так и не посмотрел бумажку, которую я положил на твой письменный стол, не так ли?

О чем речь? Альберт задумался, попытался вспомнить о какой-то пропущенной им бумажке, но существовало так много всяких записок, сообщений и прочего, чем ему требовалось заниматься, что он просто понятия не имел, о чем говорит его помощник.

– Какая еще бумажка? – спросил он.

Парень не ответил. Черт с ним. Это уже было неинтересно больше.

– Тебе звонила журналистка все утро.

Альберт промолчал. Ничего не сказал. Журналистка? Почему?

– Из Швеции. Хотела встретиться. По ее словам, то, что случилось с твоей невестой…

Да? Альберт затаил дыхание.

– … произошло и с ее мужем.

Кристина проснулась ровно через одиннадцать минут после того, как она подумала, что больше нет смысла пытаться заснуть.

Она приняла это решение, когда самолет пошел на снижение в аэропорту Схипхол, проведя последние часы в наблюдениях за Лео, возлежавшим на соседнем сиденье с закрытыми глазами, несуразно изогнутой шеей и широко открытым ртом, словно ему делали сложную стоматологическую операцию. Слушая его храп, составлявший конкуренцию реактивным двигателям самолета.

Лео спал. Глубоко.

В отличие от нее, не способной составить ему компанию.

И это раздражало Кристину. Она ведь надеялась, что полет станет идеальной заменой бессонной ночи, но ее тело, казалось, упрямо не соглашалось с ней. И в результате ей пришлось промучиться два часа в зале отлетающих пассажиров в аэропорту в ожидании, когда снегопад уменьшится и позволит самолету подняться, а потом еще час в узком кресле на борту авиалайнера, пока крылья неизвестно в какой раз освобождали ото льда, и, казалось, все другие самолеты во всем мире получали разрешение на взлет раньше их.

И все это время рядом с ней мирно похрапывал один и тот же человек.

Она видела гигантский пуховик, поглотивший одетого в пиджак юношу, который сейчас поднимался и опускался в такт с тем, как огромный рот в пространстве между курткой и кепкой шумно втягивал в себя или выпускал наружу воздух.

Она устала от этого зрелища, никак не могла расслабиться, но больше всего ее злило вынужденное безделье.

Правда, одно дело она могла делать: искать Альберта ван Дийка.

И занялась этим, как только коммутатор в университете заработал, и продолжала, пока молодой ассистент профессора (она узнала его голос после вчерашнего разговора) не появился на своем месте. Судя по тому, как медленно он подбирал слова, и по его немного сбивчивым ответам, парень явно еще не проснулся толком, и ее нисколько не удивило бы, будь он также одет в кепку и пуховик.

Однако Альберта не было на месте.

Она оставила ему сообщение, а спустя некоторое время попробовала созвониться снова и в конце концов почувствовала беспокойство в голосе ассистента.

А потом рискнула.

– Он обычно приходит поздно? – спросила она.

– Да нет, не особенно, – ответил голос с другого конца линии. – Возможно, у него встреча.

– А он не предупреждает тебя в таком случае?

Молчание в попытке уйти от ответа скорее прозвучало как «нет».

– Я знаю, что у него исчезла подруга, – сказала Кристина.

Тишина не нарушалась ни звуком. Но похоже, ее слушали со всем вниманием.

– Насколько мне известно, расследование практически закрыли, и, по общему мнению, она исчезла добровольно. Но я звоню, поскольку считаю, что ее похитили.

По-прежнему никакого ответа.

– Извини, – продолжила она с единственной целью заставить его сказать хоть что-то, – я не поняла, как тебя зовут.

– Давид, – ответил молодой человек, – Давид Штейн.

– Хорошо, Давид. Ситуация, значит, следующая. Три дня назад из больницы исчез мой муж. Полиция говорит, что он уехал, но я не верю в это. А потом я узнаю о случившемся с твоим шефом.

Она сделала паузу, чтобы подчеркнуть свои следующие слова.

– Мой муж забрал с собой все. Все свои книги, компьютеры, записи, сделанные им за всю его профессиональную жизнь. Тебе это ничего не напоминает?

Тишина снова, а потом:

– Я попрошу его позвонить, как только смогу.

И он положил трубку.

Прошло три часа, прежде чем они наконец смогли подняться в воздух, и тогда уже было больше одиннадцати, а Кристина стала испытывать голод, и сколько бы она ни пыталась заснуть, у нее не получалось. Вплоть до того момента, когда табличка с ремнями безопасности загорелась снова. Пилот сообщил, что пришло время посадки, и тогда она решила вообще наплевать на сон.

Это стало последней запомнившейся ей мыслью, далее ее сознание помутилось, и она оказалась среди хаоса, где Вильям и Лео были одним и тем же человеком, искавшим самого себя в квартире, напоминавшей их собственное старое жилье на Шеппаргатан. Она проснулась, когда Лео потряс ее за плечо и сказал, что они приземлились.

Он поднялся, нашел брешь между двумя пассажирами и исчез в направлении выхода. Сама она замерзла, ощущала привкус железа во рту и чувствовала себя, пожалуй, еще более усталой, чем раньше.

В общем, дошла до ручки.

Но она находилась в Амстердаме. И у нее не было времени на жалость к себе.

Они показали свои паспорта, миновали таможню и шли через зал прилетающих пассажиров, Кристина с легкой сумкой на колесиках, а Лео с рюкзаком, выглядевшим так, словно он исколесил с ним на поездах полмира, когда поняли, что незнакомый мужчина обращается к ним.

Он шествовал прямо за ними, всего на шаг позади, с бумагой в руке, которую якобы читал, когда заговорил, не глядя на них.