Вернуться из ада! С победой и пленными - Александр Марков Страница 60

Держаться у немцев на хвосте оказалось очень просто. Приходилось следить только за тем, чтобы выдерживать определенную дистанцию и не приближаться настолько, чтобы наступать им на пятки и вместе с тем не очень отставать. Он хорошо видел их спины и затылки. Иногда ему становилось интересно узнать, что они сделают, если оглянутся и заметят его. Остановятся или нет? Чтобы выяснить это, ему хотелось закричать. Но, услышав его, немцы могли припустить вперед с еще большей прытью. Он мог не поспеть за ними.

Игорь думал, что партия идет к завершению, но оказалось, что еще не все карты розданы играющим. Русские неожиданно получили несколько козырей. Надо постараться их использовать, пока козыри не выпали и немцам. Он подождал, пока немцы перегруппируются. Часть из них осторожно, ползком выбралась из леса. Рингартен решил их вспугнуть.

– Хватит играть в индейцев, – прошептал он и бросил в оставшихся в зарослях немцев фанату.

Пока она еще вертелась в воздухе, он достал вторую, выдернул чеку и отправил ее вслед за первой. Он слышал, как первая фаната плюхнулась на землю, прямо возле немцев. Она чуть не угодила кому-то из них в плечо. Самокатчики недоуменно смотрели на нее, вначале не понимая, что это, а потом, как на змею, которая выбралась из убежища, приготовилась к прыжку и теперь выбирает, на кого ей сперва наброситься, а кого укусить чуть позже. Но если замереть, то, возможно, змея примет людей за камень или поваленные стволы деревьев и уползет.

Эта немая сцена продолжалась ровно столько, сколько понадобилось второй фанате, чтобы долететь до немцев. Она вывела их из состояния ступора. Фельдфебель бросился к гранате, попытался схватить ее, но его ладонь сделалась непослушной и походила на клешню, поэтому вместе с гранатой, он зачерпнул комья земли, обрывки травинок, тонкие веточки. Падая на живот, фельдфебель отбросил фанату прочь, стараясь, чтобы она улетела как можно подальше. Ему уже не приходилось выбирать, где мягче. Он грохнулся прямо в кусты, сломал несколько веток, а острый обломок одной из них, пропорол ему кожу на щеке. Впоследствии оказалось, что это была единственная рана Фетцера от взрыва. Другим повезло меньше. Граната задела за верхушку кустов, которые ее поймали, остановили, а потом она взорвалась. С кустов посбивало листву, переломало все ветки, скосило их почти по самые корни, словно по лесу прошелся смерч. Осколки исхлестали стволы нескольких деревьев и, как градом, осыпали притаившихся солдат. Вторая граната закатилась в небольшую рытвину, походившую на вход в чью-то нору. После себя она оставила внушительную воронку, по краям которой выступали обрубленные корни деревьев. Казалось, что она сорвала кусок шкуры огромного зверя, обнажив переплетения вен и сухожилий.

До того как граната взорвалась, солдаты успели брызнуть в стороны, как стая испуганных воробьев, и заползти за деревья. Как только осколки угомонились и дым немного рассеялся, Эрих ощупал взглядом пространство. Один из его солдат стоял на коленях, силясь подняться, у него это могло получиться, если бы он помог себе руками. Но руками он схватился за шею, из которой толчками хлестала кровь. Наконец он упал лицом в землю. Другой лежал на животе. Он ободрал вокруг себя весь дерн и собрал его под собой, словно без этого ему было слишком жестко. Солдат обломал себе ногти, ободрал кожу с пальцев, поэтому его руки были в крови. Он походил на человека, который учится плавать. Инструктор боится отпускать его в воду, вот и приходится бедолаге грести по земле. Урок самокатчик усвоил плохо и совсем не работал ногами. Он их не чувствовал. У него был перебит позвоночник. Он что-то скулил, как маленькая побитая собачонка.

– Я умираю. Мне больно. Как мне больно… – но рот и язык работали плохо.

Часть звуков солдат не выговаривал, получалось какое-то мычание, поэтому Эрих не сразу разобрал слова.

Третий самокатчик валялся на спине, согнув в локтях руки, пальцы на них скрючились, как у курицы или индюшки. Его голова была повернута в сторону Эриха и уставилась на него широко открытыми, немигающими глазами, которые уже начинали стекленеть. «Карие», – почему-то отметил Эрих. Он с трудом сдерживался. Желудок спазматически выталкивал съеденное обратно в рот. Этого осмотра было вполне достаточно. Если он и дальше будет продолжать озираться, чего доброго, поймет, что от его взвода почти никого не осталось.

Началась стрельба. Пули сбивали листву и ломали ветки.

– Лейтенант, я видел его! Он в кустах. Вон в тех, – донеслось до Эриха.

Во время взрыва Рингартен успел немного переместиться. Этого никто не заметил. Пули пролетали в стороне, задеть его могла разве что шальная.

Один из солдат, отправившихся к мотоциклам, зачем-то вскочил на ноги. Его срезала короткая пулеметная очередь. Секунд десять он стоял, раскачиваясь. Жизнь не хотела расставаться с ним. Его угасающее сознание пыталось понять, что же произошло, а потом он упал, почти не сгибаясь. Так падают только мертвые.

– О-о, – промычал Рингартен.

Если первая буква в этой реплике была короткой, то вторая протяжной и долгой, занимавшей столько времени, сколько было необходимо легким, чтобы при выдохе избавиться примерно от половины воздуха. Этот возглас Рингартен стащил у одной своей знакомой, которая, состроив соответствующее выражение лица, таким образом реагировала на неожиданно изменившуюся ситуацию.

Вначале пули ложились далеко от Игоря, но постепенно они начали к нему приближаться, и он стал раздумывать над тем, как незаметнее сменить укрытие.

Среди деревьев замелькали какие-то расплывчатые силуэты, и хотя внешне они напоминали человеческие фигуры, все-таки больше походили на лесных духов, которых разбудила стрельба, и теперь они хотят посмотреть, кто же их побеспокоил. Солнце светило им в спины. Из-за этого казалось, что вокруг них – ореол, а над головой – нимб. После того что произошло со штурмовиками за последние сутки, Рингартен мог уже поверить даже в появление каких-нибудь сверхъестественных существ, которые до поры до времени следили за отрядом, а теперь, когда поняли, что он попал в безвыходное положение, решили спуститься с небес и помочь штурмовикам.

Рингартен устал, и его сознание воспринимало окружающий мир не совсем таким, каков он на самом деле. Он приподнялся на локтях, но видимость все равно почти не улучшилась. Весь гнев духов или ангелов или кто там это был вылился на немцев. А может, они первыми подвернулись под руку, а потом придет время штурмовиков?

Стрельба прекратилась, но Игорь вдруг понял, что вместо нее слышит лязг металла о металл, хрипловатое напряженное дыхание, стоны и глухие удары. Пелена упала с его глаз, словно несколько минут штурмовиком владело какое-то наваждение, но теперь чары рассеялись. Рингартен вскочил на ноги, замотал головой, как пес, который только что искупался и хочет, чтобы его шерсть побыстрее высохла, а потом бросился вперед.

По его телу, уже давно успевшему согреться, пробежала дрожь. Он ощутил прикосновения липкого страха, которым здесь пропиталось все. Он погрузился в него с головой, но страх стал пробираться в тело не через рот, нос или уши и даже не через поры в коже, а через глаза. Крики, ругань, все, что вырывается из человеческих глоток, на поле боя дает возможность выплеснуться эмоциям и страху. Несмотря на то что повсюду бродит смерть, это как-то разряжает обстановку. Но здесь дрались с одержимостью обреченных, а поэтому экономили силы, не растрачивая их попусту даже на крик. Чем ближе был Рингартен, тем явственнее он ощущал тот ужас, который охватил дерущихся людей. Они знали, что в этой схватке выживет только одна сторона. Каждый хотел оказаться победителем, но пока противники имели равные шансы на успех. Эта новость оказалась для них слишком неожиданной, и теперь они, наверное, проклинали себя за то, что ввязались в драку, а не обошли друг друга стороной.