Последний рыцарь короля - Нина Линдт Страница 60

В самый разгар всеобщей пьянки, которая проходила довольно спокойно, Вадику вдруг пришла в голову дурацкая идея выпить «за присутствующих здесь дам». Если бы я сидела рядом с ним, он бы давно получил по башке тарелкой за то, что так развязно вел себя в присутствии короля. Мне вообще за него было очень стыдно, и к тому же я опасалась, что он может себя выдать, начнет болтать что-нибудь про наше путешествие по времени, про меня или Катю. Но Вадик, судя по всему, так вошел в роль, что не вылезал из шкуры Вильяма Уилфрида, даже когда мы оставались втроем. Итак, он с трудом поднялся и начал произносить этот дурацкий тост, вгоняя Катю в краску, как вдруг Гийом Длинный Меч по-дружески хлопнул его по плечу и спросил, смеясь, каких дам прежде всего хочет поздравить сир Уилфрид. Тот пробормотал имена нескольких придворных дам, упомянув среди них и графиню Артуасскую.

– Как, сир, вы упомянули всех, но забыли самую главную из дам! – сказал Длинный Меч.

– Королеву я упомянул… – пьяно доложил Вадик. Я и Катя от стыда готовы были провалиться сквозь землю, втайне мы уже продумывали грандиозную головомойку, которую устроим, едва только он останется с нами один на один.

– Я говорю о вашей жене, друг мой! Такую женщину, как мадам Уилфрид, не забывают, любезный! Разве вас не учили, что жену надо ценить выше всех других дам?

– О, моя жена знает, как я к ней отношусь! Вовсе не обязательно повторять это каждый раз!

– Берегитесь, сир Уилфрид, берегитесь! – расходясь не на шутку, насмешливо произнес Гийом Длинный Меч, демонстративно поправляя пояс, – а то я увлекусь вашей женой, и она очень скоро поймет, что у меня длинный не только меч!

Хохот мужчин перекрыл все остальные голоса и музыку.

– Помимо длинного меча, у вас еще и длинный язык! – гневно воскликнула Катя, вскочив с места и полыхая, как утренняя заря. Я замерла, потому что не ожидала, что она так воспримет эту глупую пьяную шутку. – Как вы смеете говорить так в присутствии дам!

Жоффруа де Сержин и Матье де Марли поднялись по обе стороны от Катрин Уилфрид и угрожающе коснулись рукояток мечей.

– Я вовсе не хотел обидеть вас, госпожа, – примирительно поднимая руки, сказал Длинный Меч. – Я лишь хотел восстановить справедливость.

– Думаю, вам стоит еще раз извиниться, сир, – засмеялся огромный Роберт Артуасский, – вы зашли слишком далеко. Вы не умеете держать себя в руках, впрочем, как и шутить. Это неудивительно, ведь вы связались с этими надменными сморчками и сами насквозь пропахли английскими туманами.

Гийом Длинный Меч, собиравшийся сесть на место, замер и резко выпрямился. Они с Робертом недолюбливали друг друга давно, но сейчас граф явно перешел все границы.

– Я требую, сударь, чтобы вы извинились перед моими друзьями! – прогремел Длинный Меч.

– Черта с два! – вскочив с места, взревел Роберт, и я испугалась, подумав, что он сейчас опрокинет стол. – Попробуйте меня заставить, грязная скотина! Или вы трусливы так же, как и ваши друзья?

Гийом Длинный Меч, опершись рукой о плечо ничего не понимающего Вадика, залез на стол и спрыгнул в центр, где обычно перед столами выступали шуты и музыканты. Роберт Артуасский последовал за ним.

– Остановитесь! – Людовик поднялся с кресла. – Роберт, будьте благоразумны, вернитесь за стол. Нельзя допустить, чтобы христиане ссорились и дрались между собой на радость врагам.

– Оставьте, сир, – бросил грубо Роберт, усмехаясь в лицо Гийому.

– Я прошу вас, – настойчиво повторил Людовик, – как брат и как король.

– Я вам не вассал, чтобы мне указывать! – рявкнул грубо Роберт. – Ничего не случится с войском, если одним вонючим засранцем в нем станет меньше!

После этих слов королева поднялась и демонстративно вышла из залы, не желая больше слушать подобные речи.

– Гийом, хоть вы проявите великодушие, – попросил король. – Я не одобряю подобного поведения своего брата и опасаюсь, что подобные проступки навлекут на нас гнев Божий. Как старший брат, я прошу прощения за неблагородный поступок Роберта и прошу вас воздержаться от поединка, в противном случае буду вынужден взять вас обоих под стражу, потому что поединки в походе запрещены. Гордыня здесь худший советник.

Ко всеобщему удивлению, Длинный Меч прислушался к королю и вложил оружие в ножны.

– Хорошо, – медленно сказал он, – я приму ваши извинения, но ни я, ни мои друзья здесь больше не останемся. Мы уйдем в Акру вместе с тамплиерами. Вернемся, когда закончится разлив.

Он махнул своим друзьям и вышел вон из залы, тяжело топая по полу. Граф Артуасский остался в глупом положении и рассердился на короля. Видно было, что Людовик любит его и страдает от тяжелого характера своего буйного брата. Если бы не вмешался герцог Анжуйский, который лестными речами смог успокоить Роберта и увел его из залы, Людовику пришлось бы выслушать много нелицеприятных слов в свой адрес. Однако уже тот факт, что брат отказался слушать короля, говорил о том, насколько зыбка была в реальности власть Людовика. Каждый был сам за себя, и это лишь ослабляло дисциплину и эффективность армии.

Роберт Артуасский был примером распущенности и неповиновения, но мне казалось, что Людовик сам избаловал его. Он был вторым после короля сыном Бланки Кастильской, и мальчики росли в тесной дружбе, их связывали общие интересы. Людовик во всем потакал своему младшему брату, не замечая, что его горячая любовь только портит того. Роберт вырос тщеславным, распущенным, своевольным и непокорным. В этой экспедиции он только вносил сумятицу и раздоры в ряды крестоносцев и был помехой на пути к общему спокойствию. Редкий задира и любитель помахать мечом, он, в отсутствие возможности драки с неприятелем, стравливал между собой рыцарей и сам участвовал в поединках, которые были строго запрещены королем. Но для графа Артуасского, как он успел продемонстрировать на этом ужине, слово короля ничего не значило.

Когда султан предложил крестоносцам выгодный мир, в котором обещал отдать Иерусалим христианам и беспрепятственно пропустить войско в Палестину, бароны посоветовали королю принять это предложение. Действительно, в нем было все, чего хотели получить христиане, придя в Египет, и мы уже тешили себя надеждой, что седьмой крестовый поход на этом и завершится.

Но тщеславие графа Артуасского, выступившего с гневной речью, воспрепятствовало заключению мира. Он кричал, что принимать подачку от мусульман постыдно и грешно, что они должны сами честно и с мечом в руках отвоевать все, за чем пришли сюда, иначе им не будет славы, а лишь позор. Многие из тех рыцарей, что намеревались хорошенько поживиться на Востоке, испугавшись, что из-за договора они вернутся домой без богатой добычи, поддержали Роберта. Они так яро выступали против, что Людовик прислушался к ним и отклонил предложение мирного договора.