Война на пороге. Гильбертова пустыня - Елена Переслегина Страница 6

2002 год

Когда Первый стал начальником «японского» отдела, мать была еще жива, он заехал к ней, выпил коньяк, оставшийся от его же прежнего визита. Поговорили. «Умер Улыбающийся Принц», — нейтрально сказала она. «Я повесила фотографию, вон — над пианино, ты не заметил, рад назначению — я понимаю... Но это важно!» У матери появилась привычка развешивать вокруг портрета и нескольких рисунков Второго фотографии ушедших, словно она собирала его другу на том свете достойную компанию. Был ноябрь.

Наутро на работе он прочел: «Япония в трауре. В возрасте 47 лет скоропостижно скончался принц Такамадо — двоюродный брат императора Акихито. Он играл в сквош с канадским послом на территории диппредставительства в Токио. Внезапно у принца остановилось сердце. По дороге в больницу врачам удалось его реанимировать, но ненадолго. Помещенный в палату интенсивной терапии, Такамадо вскоре скончался».

Мать всегда вмешивалась в его дела, она была миссис Марпл, и ее следовало слушать внимательно. Первый считал, что он вырос из того возраста, когда с матерями спорят. Он подшил этот факт про принца-виолончелиста к электронной японской папке, которую не вынимал из головы никогда, словно ждал момента, пока она заполнит весь предоставленный мозгу объем. И вот тогда... Марина смеялась и говорила: «Да он всегда о них думает!» И все понимали — это про женщин. А они с Маринкой знали, что это — про японцев.

«Принцесса Хисако и три дочери принца в возрасте от 12 до 16 лет сегодня получили соболезнования от императора Аки- хито и императрицы Митико, а также от премьер-министра Японии Дзюинтиро Коидзуми. Премьер отметил, что Такамадо хорошо знал иностранные языки и часто выполнял международные миссии доброй воли».

Да, Первый встречался с этим японцем, который не был похож на других. Как и вся эта узкоглазая братия, Такамадо был шпионом, но шпионом такой высокой пробы, что язык не поворачивался увернуться от его вопросов.«Принц Такамадо играл роль императорского"министра иностранных дел ", неся посреднические функции между двором и внешним миром. Он охотно принимал иностранных послов. В числе пришедших выразить соболезнования семье покойного был и посол России в Японии Алексей Панков». Первого передернуло. Он знал нескольких российских послов. Они не были шпионами. Они были никем... В Министерстве Иностранных Дел про Первого говорили, что ценят: его официально принимали, но не любили. Там не любили никого. Там была особая статья и особый лабиринт коммуникаций. Там пролегала граница между интересами, и шла она ровнехонько по индивидуальной совести людей. Но интересы оказывались государственными, а личное вкатывалось в них медленно и подспудно, — еще же, как водится, искушала местничковая власть. На поверхности лежал тот факт, что от посла ничего не зависело, он был только служакой от государства. Первый с детства усвоил диалектический анекдот-притчу: «Я не продамся! Я не продамся! Никогда и ни за какие!» — «А Вас покупали?» Потихоньку на каждого посла находился алтын. С послом для равновесия всегда посылали вице-консула по культуре или еще какого консула в уездный город. Заместитель, второе лицо государства, как правило, не щадя живота своего, по советской еще привычке болел за интересы родной державы. Так соблюдалось равновесие. Первый был охранкой. Ему не доверяли ни первые лица — проходимцы от политики, ни вторые - романтики от нее. Он был «третьей силой» и считал эту силу управляющей. «Самые слабые должны управлять, — улыбаясь, говорил он Маринке, - если нет экономического чулка и политической харизмы, нужно стать в позицию несгибаемого масона и олицетворять "мировой заговор", иначе схарчат... ну, или эти двое перебьют друг друга, то есть не дадут работать вообще. Так, если сильны в стране научники и олигархи, то, не появись между ними особистов или менеджеров каких стремных, страна выкатится в "темные века" с огромной скоростью». «Я уважаю ученых, — ругалась Маринка, — а ты служишь какому-то Шиве шестирукому». Потом он ее обнимал. Так кончались споры.

Первый чувствовал, что, когда Друг умер, он, Первый, сознательно и направленно защитился Системой, и в щекотливых ситуациях выкатывал вперед свой воинский долг. Пока это спасало от своих и от чужих. Сколько еще можно будет на этом продержаться, Первый не знал.

«Теперь у них в прессе это называется "посреднические функции", — размышлял Первый. — О великий русский язык, ты оправдаешь все что угодно. Если бы у нас в стране хотя бы кто-нибудь умел так выполнять роли Посредников, как узкоглазые, то мы навязались бы к ним в союзники и поделили бы конверсию от новой азиатско-тихоокеанской общности Азиатско-Тихоокеанского региона. И в гости к нам съехались бы не только все флаги и все деньги, но и все цивилизационные приоритеты непобедимого Края шириною в полмира». Плавающая в океане смыслов нового Средиземья молодая геокультурная плита АТР набирала свои названия. Никто не отслеживал малышку, бормочет себе отрок: «Динары, пиастррры, цунами, диктаторы, электронные демократии, ну и прочие игрушки. Желтые сборки...». Первый в детстве мечтал быть физиком, он хорошо знал про сборки топливные, тепловыделяющие... Что крылось в невинном термине «желтая сборка?» Правильно! Намек на то, что «всеобщая желтая сборка» не за горами, и девочка по имени АТР растет. У нее несколько матерей: Япония, Индонезия, Малайзия и папаша-спринтер в бегах — Китай с его чокнутой подружкой Россией, которые родили сыночка втихаря, и он тоже претендует... Зовут сынка Дальний Восток. На что в семье территорий может претендовать сын с именем Дальний? То-то же.