Жесткий контакт - Михаил Зайцев Страница 6

Я успокоил Олесю, сказал, что про ее оплошность посчитал возможным пока не докладывать. Мое «пока» – одновременно и протянутый пряник, и замахнувшийся кнут. Я лидер, я бы на месте гоголевского семинариста сумел подчинить себе труп ведьмы. Причем без особых напрягов, шутя, играючи. Я многому научился, прежде чем стал лидером.

Майору без отчества я позвонил из машины. Рабочий телефон не ответил, мент отыскался по домашнему номеру. Он заболел. Вчера, поздно вечером, у Коли подпрыгнула температура. ОРЗ. Докторша из районной поликлиники обещала прибыть на дом к майору в два часа дня, а полчаса назад Николаю отзвонилась Муза Михайловна, побеспокоила больного, растормошила сонного старческим кудахтаньем. Обидеть старушенцию Коле «в падлу» (цитата), посему майор готов меня принять «на хате» (опять цитата) и уделить приезжему летчику минутку-другую.

Все правильно – я попросил бабушку Музу связаться с бывшим хорошистом после моего ухода. Она порывалась сразу же при мне телефонировать мусору, но я соврал – спешу, мол, отметиться в штабе округа, у нас, военных, так принято. Штаб, мол, открывается в восемь, отмечусь и на всех парах в милицию, помогать следствию, справляться о наработанных органами результатах. Возбужденная беседой бабушка осталась одна в океане эмоций и с радостью выплеснула недосказанное в телефонную трубку, оправдала мой примитивный психологический расчет, достала Колю и вынудила милиционера дать согласие на немедленное рандеву с летчиком.

Бабуся не подвела, подкачал Коля. Занемог, скотина. А рукопись, поди ж ты, у него на службе, надеюсь, что в сейфе. Или ее растащили по листочку Колины коллеги в сером? На подтирку? Фигово, блин...

Николай продиктовал домашний адрес, озвучивать который я счел излишним, ограничился короткой фразой: «Жми домой к любовнику, Леся». Успею выкурить сигарету? Успею.

Майор обитал на Большом. Фасад первого этажа его солидного дома занимали магазины, в том числе и «Молочный». Отрадно – Фенечку надо бы покормить. Окна двухкомнатной «хаты» мусора выходят во двор, тоже нормально, меня подкатили прямо к арке, и это хорошо – меньше идти, изображая хромого с «дипломатом»...

Ворчливый лифт в проволочной клетке доставил мое стареющее тело на площадку последнего этажа. Дверь в хоромы милиционера знатная, обита натуральной кожей и с дюжиной (честное слово!) замочных скважин. Остро хочется запихнуть спичку в самую узкую скважинку, однако приходится себя сдерживать и вежливо давить на кокетливую пумпочку электрического звонка.

Динь-дили-дон – поет звонок. Жду. Подмигнул дверной «глазок». Сим-сим открылся.

Забавно выглядит майор в махровом халате с потной лысиной и в тапочках на босу ногу. Чихает. Жестом предлагает заходить, жестом разрешает оставаться в обуви, сдерживая чих, бормочет: «Пшли, пшли на кухню, курить есть?»

Кухня дразнится аппетитными запахами и новизной обстановки. Сажусь напротив холодильника, сделанного в Швеции с умом, закуриваем. Напрасно я дымил по дороге, накурился и дышу никотином без всякого удовольствия, за компанию. Противно. Глотаю дым, слушаю майора, который спешит заболтать пришельца на скорую, чтобы, затушив сигарету, выставить меня вон.

Он один (мне повезло!), его все на даче, температура 37 и 8, нос заложило, сопли. Книжка с портретом моего пропавшего брата на работе. «Фотку чувака» еще не тиражировали. Положено объявлять розыск спустя трое суток после «пропажи человека». Старухе правила не объяснишь, «угомонил училку» обещанием разобраться, а «ты заходи на работу ко мне послезавтра, договоримся».

Он чихает, я поспешно вклиниваюсь в милицейский монолог. Улыбаюсь, намекаю – дескать, к послезавтраму, вполне вероятно, брательник объявится cам. Бывали прецеденты, бабуську Музу я не решился шокировать, майору открою семейную тайну – братишка голубой. Эстет универсал. Редко братана с резьбы срывает, однако, ежели в какого мальчика втюрится – абзац! Туши свет, кидай гранату. Колбасит братана и плющит. Башли тратит на любовника немереные, снимает люкс в гостинице, ананасы с шампанским в номер, и неделю безобразия на белых простынях.

Николай чихает, матерится. Вот незадача, майор-то уже наводил справки о пропавшем. В сводки о неопознанных трупах заглядывал, в больницы звонил.

Милицейская непосредственность умиляет. То положено начинать розыск через трое суток, то уже ищут в поте морды лица. Понятненько, господин майор, к чему вы клоните. Изволите принять от ограниченного в средствах летчика двадцать «зелененьких». Ничего, что баксы мятые? Надеюсь, голубой семейный секрет останется между нами, да? «Могила!» – Николай стучит себя кулаком в грудь, чихает, кашляет, снова чихает.

Тушу сигарету о донышко хрустальной пепельницы, прощаюсь и вдруг вспоминаю: «Да, кстати! Муза Михайловна чего-то говорила про рукопись...» Майор вскакивает из-за кухонного стола, с натугой хрипит простуженно: «Ща, принесу...», исчезает в квартирных коридорах, чтобы вернуться спустя минуту, сжимая потными пальцами пачку бумаги.

Беру у Коли рукопись, взвешиваю на ладони, спрашиваю: «Это все?» Майор утвердительно кивает. «На последней странице, на обороте, фломастером записан телефон», – сообщает майор, сморкаясь в батистовый носовой платок, и, высморкавшись, советует проверить записанный рукой голубого братишки телефонный номер. Милицейское чутье подсказывает майору, что данный номер может принадлежать объекту страстной мужской любви порочного писателя. Благодарю за совет, прощаюсь и походя спрашиваю: «А вы случайно рукопись не читали?» Коля небрежно машет рукой в ответ. На языке жестов мах, должно быть, означает: «Какая вам разница?» Есть разница, милый Коля, есть. Я настаиваю: «Книжка с портретом брата у вас на работе, а рукопись дома, почему?» Коля сердится: «Забыл из портфеля вынуть. Я чтение ваще уважаю, Маринину всю прочитал... А-апчхи!.. Пролистнул и эту рукопись на досуге. Интересно ваш брат пишет, жалко, что пидор... А...а... апчхи!!!»

На Большом проспекте я появился, сжимая пальцами левой руки одновременно древко инвалидной палки и ручку «дипломата», а пальцами правой обхватив тугой сверток рукописи. К услужливо распахнутой Витасом дверце «Волги» я успел привыкнуть, к хорошему привыкаешь быстро. К покорности во взгляде Олеси я пока не привык и привыкать некогда. Для Олеси наметилась работа по ее основному профилю, у дамочки появился шанс, так сказать, искупить допущенные ошибки кровью. Чужой, разумеется. Читателя в чине майора придется кончать. Надобно, чтоб Николай, отчество которого так и останется мне неизвестным, сгинул бесследно. Наподобие моего псевдобрата. Хотя, нет, объект-братишка оставил после себя следы, случайно или намеренно, оставил зацепки для поисковиков, а товарищ майор должен буквально в воду кануть. Да так, чтоб не всплыл. И без кругов на воде, без волны.

Несколько слов Олесе, и мы остаемся вдвоем в машине, я и Витас... Ой, Фенечка, извини! Забыл про тебя, маленькая. Мы в машине остаемся втроем. Витас пересаживается в водительское кресло, я рядом, а девочка Фенечка спит, свернувшись клубочком, на заднем сиденье. Кошечку в мое отсутствие напоили молоком, накормили сметаной, ей хорошо, ей снятся добрые сны про серых мышек.