Клыки на погонах - Владимир Михальчук Страница 6

На мне форменный китель унылого серого цвета. Плечи украшены погонами с тремя большими клыками на каждом — знак отличия хват-майора. Серебряные пуговицы тускло блестят: магическое зеркало не желает показывать этот проклятый металл. Не любит магия серебра, хоть убейся. И я ненавижу… Под кителем у меня одета серая же рубашка с твердым ошейником-воротником — он не дает мне обращаться в другую Личину. Внизу, ясное дело, штаны с лампасами, понятно какого цвета. Дальше форменные ботинки из шкуростали. Над каблуками шевелится кончик хвоста.

Хвост? Немыслимо! На работе, не в боевой обстановке, мой черненький хвостик вдруг вырвался на свободу… Иди сюда, родимый мой, иди к папочке — обратно тебя расположим, и на липучку пристегнем. Нельзя нам с тобой, по распорядку и уставу нашему нельзя, хвостатыми ходить по Управлению. А дома все можно! Вот будем в замке, тогда и расслабимся.

Выхожу из кабинета и бросаю на него последний взгляд. Всегда так делаю, когда отправляюсь на оперативное задание. Как будто в последний раз — никогда ведь не знаешь, вернешься ли…

Меня провожает широкий стол, захламленный бумагами, но бережно протертый от пыли — не уважаю грязь. Парочка ляп-фотографий лучшего друга — Ван-Халлюсига; картина с изображением Папы Гриммсокого, величайшего истребителя героев; две этажерки с книгами, три кресла, тумбочка; Зерцало, турболиния для мозгомпьютера, да график раскрытых преступлений. Вот и все, чем я дорожу, и надеюсь, что эти вещи также скучают по мне.

В общем отделении как всегда идет размеренная жизнь. Когда оперативники не на задании, здесь царит вечный обед. Все мои подопечные постоянно чем-то кормятся, жуют, жрут, причмокивают, заглатывают, хлебают и прочее. Солянки, борщи, пироги, бисквиты, ростбифы, отбивные, соусы, маринады, копчености, сыры и прочая снедь образуют целую гамму запахов. Словно не комната серьезного Департамента, а какая-нибудь столовая. Урны для мусора всегда заполнены доверху: многочисленные обертки из-под быстрых завтраков, ленты колбасной кожуры и крошки хлеба. Это приманивает в наш департамент множество пси-мух. Невидимые создания тихонько жужжат под потолком. Если внезапно войдет кто-нибудь из начальства, издаваемый пси-мухами шум выгодно создает видимость работы даже в том случае, когда никогда никого нет.

Стену возле входа подпирает Ходжа Мефодиевич Наследиев. Это самый известный в Управлении лгун, врун, лжец и бабник. Лис-перевертыш рассказывает о своем очередном дежурстве. Героическом и фантастическом, как всегда.

— Пролетаем над лесом, — говорит он. — И видим из нашего дельтаплана, что возле Подбрюшной речки сфера какая-то ослепительно сияет белым светом. Если сияет — значит колдовство, а раз колдовство, да возле речки, да в полночь ровнехонько, так это чарует кто-то некромантию проклятую. И без Личцензии колдует — нормальные личцензированные некроманцеры только к утру, перед рассветом, утопленников воскрешать ходят.

Спускаемся, значит. А все мои напарники из Кошмарного Поиска, понимаешь, боятся выходить! Опасаются, скелеты эти, что некроманцер их схарчить может, вот умора! Никогда не думал, что ходячие кости страх испытывают…

Короче, приходится мне идти — я ж ведь Ходжа-бесстрашный! Приближаюсь, и вижу, что пропал этот шар светлеющий, а на его месте в позе эмбриона мужик голый сидит…

Я к нему обращаюсь, мол, кто такой и что тут делает. Малый на колдуна-гробовщика что-то не слишком похож.

Он поднимается с земли. Гигантище — побольше, вона, Толстяка Трешки будет. И спрашивает где бы ему найти некую Сару Коннор.

Пожимаю плечами, конечно, да и сверяюсь по мозгомпьютеру, кто она такая. Помочь человеку надо, ищет ведь. Он в это время уже возле меня стоит и к моему разговору с диспетчером Центрального прислушивается.

«О! — говорю. — Мил человек, не из нашего мира знакомая твоя. Тебе на три Измерения дальше пролететь надобно… К тому же она значится у нас как полувымышленный, а значит — мифический персонаж. Ты бы лучше, мил человек, с справочную обратился…»

А жлоб этот потный к моему лицу палец свой приближает. Смотрю, а он из металла сделан, пальчик тот. Хэ, мужик — не что иное, как железный голем! Удлиняется его конечность, заостряется и, ну, грымсь меня — аж череп пробил. Хорошо, он из нержавейки оказался, а не, хвала демонам, из серебра, или осины. Я хихикаю — щекотно же. И готовлюсь отражать нападение, вернее, нападаю сам.

Хряпаю детину этого в грудь кулаком. А мужик-то, невероятно, но жидкий, — моя рука насквозь его пробивает. И хоть бы ему хны, ироду!

Друзья, не поверите, мы часа три бились с этим боровом. А потом он затих. Сам упал в траву, и не шевелится. Ну, тут я и догадался, что, поскольку искусственное создание, — магаккумуляторы у него сели. Только глаза красным погорели еще немного, да и погасли… Вот!

— Наследиев! — я буквально кричу на своего подчиненного. Не переношу любое вранье. — Не свисти — уже сто раз тебе говорил! Не бывает граждан из жидкого металла — это фантастика. А мы в нормальном мире живем, без выдумок, и ложь не потерпим. На Каторжные Копи захотелось? Или в Скалу-под-Небом?

Ходжа теряется и больше не треплется. В крайнем случае, ближайшие полчаса. Остальные мои подчиненные перестают лопать многочисленные бутерброды-солянки. Дружно вскочив из-за столов, они вытягиваются в струнку. Чего-чего, а дисциплина у нас на уровне будет — не то, что в отделении гномов. Там у этих бородатых недорослей постоянные пьянки и нарушение субординации. Потому и раскрываемость подземных преступлений у них почти на ноле, и зарплаты низкие…

— Собирайтесь, ребята, — говорю благосклонно, стараясь не замечать поникшего Наследиева. — Работа есть — летим старую знакомую арестовывать.

Дружный стон десятка глоток сообщает, что ведьму недолюбливаю не только я, майор Зубарев, начальник ДОЛОГПОРОГа — Департамента Отлова Лидеров Организованной Геройской Преступности и Отбившихся от Рядовой Общественности Героев, но еще немало личностей.