Релокант - Дмитрий Чайка Страница 6

Мать сидела с безучастным лицом. По ее щекам текли слезы и, казалось, она не слышала, как пришел единственный сын. Худенькие плечи вздрагивали в беззвучных рыданиях, и Мишка бережно обнял ее, вдохнув родной запах маминых волос.

—Мам!— он не умел утешать плачущих женщин. Для него, мальчишки, это было непривычно и сложно.— Не плачь, мам! Ну, ты чего?

—Меня в магистрат вызывали,— выдавила мама.— Сказали, нужно слепок матрицы делать. Я говорила им, что мне еще почти десять лет положено, а они… Они даже слушать не стали… Сказали, что я уклонистка, и что мне должно быть стыдно…

Она снова зарыдала, а Мишка застыл, придавленный этой новостью. У мамы был рак легкого, и он вполне поддавался терапии. По крайней мере, она уже жила с ним пять лет и даже шутила, что унесет его с собой в Зазеркалье. Мишка был поздним ребенком, мама родила его в тридцать восемь. Ему только восемнадцать, а она так хотела дождаться внуков. Странное желание для современной жизни. Скорее всего, сказывалось воспитание, что она получила на далекой Родине, оставшейся теперь за Железным занавесом. В Германии внуков не жаловали, считая, что детей должны воспитывать их собственные родители. Так что случилось? Неужели страховка не покрывает лечение?

—Страховку в школе срезали,— мама, словно угадала его мысли.— Я слишком дорого обхожусь местному бюджету. Так мне сказали. Я… Я не знаю, что теперь делать.

—Мам, там неплохо вроде,— неуклюже утешил ее Мишка.— По телеку так говорят. И знакомые мои освоились там. Будешь звонить по Скайпу, какие проблемы?

—Ты не понимаешь,— мама горестно покачала головой.— Не нужна мне эта вечная жизнь. Я боюсь ее. Я не хочу ходить на работу еще миллион лет. Да и чем я там буду заниматься? Я же учитель. Кого я там буду учить?

—Там новые профессии дают вроде,— осторожно сказал Мишка.

—Я хочу прожить свою жизнь так, как мне ее дал господь,— воспаленными от слез глазами посмотрела на него мама.— Я же крещеная. Мы вспоминаем его, только когда нам плохо и страшно. А ОН смотрит на нас и плачет. Я верю в это. Куда меня хотят отправить? Это же ад, Мишенька! Вечная жизнь там, где живут одни старики и нет детского смеха — это ад. Понимаешь это, сыночек? Чистый, спокойный ад. Вот я живу ради тебя. Я радовалась твоим первым шагам, целовала твои сбитые коленки и гордилась твоими успехами в школе. Даже когда ты шалил, и я тебя ругала, то все равно гордилась тобой. Я часами смотрела на тебя, когда ты засыпал, и не могла наглядеться. Да я и сейчас иногда так делаю, если честно. А сейчас тебя хотят забрать у меня. Ради чего мне жить целую вечность, скажи?

—Сколько нужно денег?— нахмурившись, спросил Мишка.

—Две тысячи в месяц,— грустно улыбнулась мама.— Моя зарплата. Почти моя зарплата. Если мы будем жить на улице, перестанем есть и найдем где-нибудь еще сто марок, то я смогу покупать лекарство.

—Ого!— невольно выдал Мишка.— Так много?

—Разве ты не видишь, сынок, как много людей стало поминать господа?— исступленно зашептала мама.— Всем, кому скоро уходить в Зазеркалье, страшно. Людям нужна поддержка, и мы заново вспоминаем, каково это, верить! Как бы ни успокаивали нас власти и эти дурацкие шоу из Зазеркалья, я не хочу туда, не хочу! Не хочу!!!

Она почти кричала, и это резануло Мишку по сердцу. Мама очень редко повышала голос, и если это случалось, значит, все было совсем плохо.

—Не плачь, мамочка, я не позволю забрать тебя.— Мишка взял в руки ее голову и начал целовать щеки, по которым текли слезы.— Я что-нибудь придумаю! Я что-нибудь обязательно придумаю! А пока давай поедим. Я сейчас чай заварю.

Он достал из кухонного шкафа большой пакет с пищевыми гранулами и засыпал их в синтезатор. Первая программа — это для мамы, вторая — для него. У них была разная норма витаминов и микроэлементов. Синтезатор задумался и выдал два брикета. Сегодня он явно был в ударе, и брикеты вышли в виде сердечка. Видимо, искусственный интеллект, встроенный в кухонный агрегат, уловил настроение мамы и решил ее подбодрить. Мама грустно улыбнулась, оценив старания машины, за которую еще выплачивала кредит, и бездумно откусила, не чувствуя вкуса. Впрочем, тут его и не было. Натуральную еду в их районе не мог себе позволить никто. Даже в уличных кафе подавали что-то похожее, но посыпанное приправами. Свежая рыба? Мясо? Клубника? О чем вы? Такое Мишка видел только по телеку, в мамином сериале, где несчастная дочь миллиардера влюбилась в простого парня, ремонтировавшего ее кофемашину, а суровый отец стоял на пути их счастья.

Они пили чай, и все было почти как всегда. Как будто не было последнего разговора. Как будто не нужно будет идти в магистрат и сдавать проклятый слепок для сервера компании Бета. Мишке было проще. Матрицу школьников обновляли каждые полгода, и его это совершенно не беспокоило. Он, как и его ровесники, давно перестал улавливать грань между реальным миром и Зазеркальем.

—Я придумаю! Я обязательно что-нибудь придумаю!— шептал он, глядя в черный потолок своей комнаты. Уже была глубокая ночь, а ему все не спалось. Глаза матери, залитые слезами, стояли перед ним, словно наяву.

Зазеркалье. Преддверие Красной Ветви. Первый день после релокации

Голова болела по-настоящему, а на затылке вспухла огромная шишка. Дела!— подумал Мишка, ощупывая себя руками. Кости вроде целы, и не болит больше нигде. Значит, его ударили по голове и обчистили. Деньги!— он сунул руку в карман. Как и следовало ожидать, денег там не оказалось. Мишка со стоном встал, чувствуя, как его подташнивает. Ощущения были настолько отчетливыми, что он даже засомневался. А правда ли он попал в Зазеркалье? А может, это какой-то хитрый развод и он все еще дома? Но зачем его кому-то разводить? Какой в этом смысл?

Он медленно побрел по городу, осматриваясь по сторонам. Город оказался чужим, но окружающие пейзажи были знакомы до боли. Заштатная дыра в европейском захолустье, где несчастья последних двадцати лет наложились слоями грязи на блеск богатого прошлого. Те же дома, те же лица, те же разговоры, обрывки которых он ловил. Стоп! Английский? Люди говорили по-английски, и Мишка с ужасом осознал, что и с грабителем он тоже говорил на этом языке. Точно! Официальным языком Зазеркалья был английский, и он устанавливался в матрицу релоканта по умолчанию. Значит, он все-таки попал туда, куда нужно, хотя даже люди были похожи на тех, кто остался ТАМ. Они так же шли мимо, глядя сквозь других прохожих, и заговорить с кем-нибудь из них не возникало ни малейшего желания.

Мишка побрел по улице, интуитивно чувствуя, что идет к центру города. По крайней мере, на улицах стало немного чище, а в архитектуре домов появилась претензия на стиль. А вот и полиция! Участок переливался неоном и радовал пустотой. Ни перед ним, ни внутри его не было ни души. Да и сам участок был крохотным, напоминая приемную перед кабинетом зубного врача. Белые блестящие стены и пол из плитки с неброским узором. Только из мебели здесь не было ничего, кроме кресла, в которое Мишка и уселся, с наслаждением откинувшись на спинку. Ноги его ощутимо гудели, наливаясь свинцовой тяжестью.