Закон меча - Дмитрий Силлов Страница 6

И тут же на меня коршуном набросился Василий. Прыгнул сверху, сел на живот, занес кулачище, чтоб одним ударом вбить мою голову в арену…

Ну, на такой прием у нас контрприем рефлекторно отработан. Мощно прогнувшись в спине, я встал на локтевой «мостик», отчего дружинника, несмотря на вес, с меня снесло – опять же, не ожидал. Не учили его такому. Навалился бы тушей, ударив меня в горло предплечьем и вдобавок надавив как следует, – тут да, освободиться было б сложнее, мог бы и задушить. Но такому он тоже обучен не был. По ходу, мечами да луками местные воины владели отменно, а в рукопашке полагались лишь на силу и скорость. Существенные факторы, конечно, но все-таки арсенал хорошо отработанных приемов рукопашного боя тоже в драке вещь немаловажная.

Вася пролетел надо мной, звонко шмякнулся грудью о землю. Я же, извернувшись ужом, сел ему на расслабленную ногу, согнул ее в колене, зажал стопу, повернул. Для дружеского поединка можно было бы ограничиться болевым приемом, я же крутанул как следует, рассчитывая вывихнуть стопу, так как понимал: поднимется Вася на ноги – и мне несдобровать.

Однако прием не получился, уж больно здоров был дружинник. И неплохо обучен. Рванулся всем телом, и я, не удержав захвата, слетел с него как пушинка…

И вот мы снова на ногах, стоим друг против друга. У меня адреналин почти закончился, потратил все в считаные секунды непростого боя. А Вася, по ходу, уже понял, что в прошлый раз не случайно поскользнулся, а просто прощелкал нижней челюстью неизвестный ему прием, и теперь, зло прищурившись, готовился атаковать наверняка. Причем, скорее всего, ему на этот раз повезет, ибо я реально устал. И онемение в конечностях вернулось, и головная боль – тоже, что в бою ни разу не подспорье… Плюс плечо после удара дружинника я сейчас попросту не чувствовал – видать, заехал он душевно. Это на адреналине все пофиг, а когда начинает отпускать – осознаёшь, что «пофиг» кончился и скоро онемевшая конечность начнет болеть по-настоящему!

Но решающего броска противника не произошло, так как с мачты над башней раздался зычный вопль, разнесшийся и над крепостью, и дальше…

– Печэнеги!

Все замерли на месте. И я – тоже, так как историю любил и вполне представлял себе, что мог значить такой крик…

Древнюю Русь многие века терзали кочевые народы, совершая опустошительные набеги. Хазары, половцы, печенеги, а после – Золотая Орда, с остатками которой разобрался лишь Иван Грозный только в шестнадцатом веке. А до этого война Руси с кочевниками была фактически непрерывной – то затухающей, то разгорающейся вновь с ужасающей силой.

Я, как практически любой человек своего времени, не являющийся историком, слабо представлял, чем те же хазары отличаются от печенегов. Но прекрасно помнил о том, насколько опасны в битве эти дети степей, прекрасно стреляющие из луков, имеющие мобильную конницу, не привязанную к медлительным обозам и способную совершать молниеносные дальние переходы, а также владеющие на тот момент самой оптимальной тактикой боя. Кочевник в походе вполне обеспечивал себя сам, довольствуясь малым, а в случае фатальной голодухи был приучен пить кровь своего коня. Ну а его низкорослая, неприхотливая лошадка жрала все что угодно: и траву, и насекомых, и сушеное мясо, и падаль, и даже кровь своего хозяина могла выпить, которой тот в экстренных случаях делился с нею, чтобы поддержать силы четвероногого боевого товарища в трудном походе. Потрясающий средневековый симбиоз человека и его лошади, являющийся залогом живучести и скоростных перемещений огромных орд степных налетчиков…

Василий моментально забыл о поединке и ринулся к своему коню, на котором висели щит и оружие. Остальные дружинники тоже бросились кто куда – одни на стены, другие к воротам. Похоже, каждый воин точно знал, что ему делать после того, как получен сигнал об атаке противника.

И крестьяне это знали тоже. Сейчас они сломя голову бежали в крепость через открытые ворота – как только успели? Вроде всего мгновение назад наблюдатель заорал – и тут же лапотники ломанулись под защиту стен. По ходу, тоже тренированные. Жить захочешь – не так побежишь.

А мне что-то поплохело. Плечо отбитое ныло не по-детски, тошнота к горлу подкатила, да такая, что я душевно блеванул себе под ноги. Твою ж душу! То ли печень с желудком себе отдавил, катаясь на лошадке экстремальным способом, то ли траванулся разбойничьей едой не первой свежести. Хреново-то как, блин… Голова закружилась, на теле холодный пот выступил.

Но тут мне на плечо легла рука. Не рука – лапища медвежья. Меня, уже согнутого, от этого скрючило еще больше, едва не упал. Но лапища придержала мою тушку, пока я доблевывал, а после решительно разогнула и повернула лицом к себе.

Передо мной стоял тот самый дружинник, что мне перед боем с Долгополым посоветовал собраться. Который габаритами чуть меньше начальника крепости, но не особо. Блин, их где-то штампуют тут таких? Как-то слабо верится, что нормальная женщина способна выносить и родить эдакого амбала.

А амбал тем временем протянул мне небольшой кожаный бурдюк величиной с ладонь, плотно заткнутый деревянной пробкой. И сказал лишь одно слово:

– Пей.

Хуже, чем сейчас, мне точно быть не могло. Поэтому я не без труда вытащил пробку и влил в себя содержимое микро-фляги. После чего меня скрючило так, что я едва в лужу собственной блевотины не упал – спасибо амбалу-дружиннику, который меня в сторону толкнул, потому я рухнул на бок и от невыносимой боли застыл в позе эмбриона. Казалось, что проклятая жидкость с привкусом железа выжигает мои внутренности изнутри.

– Добр ты, Никитич, коль росу-живицу лапотникам раздаешь, – бросил какой-то воин, пробегавший мимо. – Не зря тебя Добрыней кличут.

– Лапотники тоже люди, – сказал тот, кого назвали Добрыней. – Ты хлеб жрешь, ими выращенный, так что имей уважение.

– Этот вряд ли хлеб растил, – сказал уже другой воин, несший к стене целую корзину стрел. – Разбойная рожа, сразу ж видать.

– По твоей тоже не сказать, что ты Ярило лучезарный, – хмыкнул амбал. И добавил, обращаясь ко мне: – Ты не вставай. Добры молодцы хорошо тебе брюхо намяли. Так что отлеживайся, пускай потроха внутри расправляются.

И ушел вслед за воинами на стену, куда вели широкие всходы. А я остался валяться в компании мужиков, одетых так же, как и я, растерянно жмущихся к центру крепости – вероятно, им казалось, что тут безопаснее.

Однако ошиблись они фатально.

Внезапно небо потемнело от тучи стрел, перечеркнувших облака… и упавших вниз. Тех, кто добрался до верха стены, обстрел задел не особо – помогли навесы, принявшие на себя львиную долю смертоносных подарков.

А вот в центре крепости все обстояло хуже…

Некоторые мужики, уже, видимо, попадавшие под аналогичный обстрел и знавшие, что делать, похватали габаритные мишени, расставленные на стрельбище, и прикрыли ими себя, а также нескольких женщин-крестьянок. Другие же, менее опытные и расторопные, стояли, задрав головы и заторможенно наблюдая, как сверху на них сыплются стрелы. Понятное дело, шок. Для большинства людей смерть – это что-то абстрактное, которое может произойти с кем угодно, только не с тобой. И когда она внезапно показывается перед человеком во всей красе, у многих наступает ступор, результат которого бывает плачевным.