Владивосток – Порт-Артур - Александр Чернов Страница 6

Царь, осознавший весь позор содеянного, с того времени обреченно и безвольно плыл по несущему его самого, династию и всю Россию к катастрофе геополитическому течению, направляемому из Лондона, Парижа и Вашингтона. Отношение же германской правящей элиты к России с тех пор и аж до самого Сталинграда стало брезгливо-пренебрежительным. Вылившись в прессу, этот настрой ее политического и экономического бомонда неизбежно повлиял на формирование антироссийского общественного мнения во всем немецком обществе, достигшего фанатичного апогея к 1914 году.

Но, откровенно говоря, трудно осуждать за такое отношение немцев, убедившихся, что российская правящая верхушка вознамерилась идти с Францией и Англией до конца. Отвратительные франко-русские тиски, сжавшие Германию с двух сторон, были вполне реальной угрозой существованию молодой, динамично развивающейся империи, сумевшей за несколько десятилетий неизмеримо высоко поднять уровень жизни подавляющего большинства своих граждан, а с 1889 года впервые в мире узаконившей всеобщее и универсальное пенсионное обеспечение по старости… За свое кровное немцы были готовы драться с кем угодно, и их вполне можно понять.

Сам же кайзер Вильгельм по-человечески так никогда и не простил кузену Ники этой «пощечины». Расчет кукловодов оказался безупречным – болезненный страх за личное реноме вынудил его занять твердокаменную антироссийскую и антиславянскую позицию. Со всеми вытекающими. За проливом и океаном могли торжествовать…

Но позвольте, разве сама идея российско-германского союза 1905 года была абсурдом? Конечно же нет! Другое дело, что предложенная кайзером его форма совершенно не соответствовала потребной сути взаимовыгодного, равноправного альянса. И здесь что у Вильгельма, что у Бюлова не хватило дальновидности, дабы вовремя раскусить игру Гольштейна, осознав, что за военно-политический пакт с Россией – великой державой – нужно платить достойную цену.

Увы, изречение Отто фон Бисмарка о том, что из двух союзников один – наездник, а второй – лишь его скаковая лошадь, слишком прочно въелось в их ментальность.

Только вот то, что публичные политические заявления и реальная политика – это не совсем одно и то же, в контексте данной ситуации они не учли. К сожалению, гениями внешнеполитической игры калибра «величайшего из немцев» ни Бюлов, ни, тем более, кайзер не были…

* * *

Все стоны многочисленных противников Бьеркских соглашений в России начинались тогда, как начинаются и сейчас, с якобы предопределенного их параграфами «аморального предательства союзного нам Парижа». Хотя формально договор ни в коем случае не втягивал Россию в войну с Францией, если та не атаковала Германию, причем неспровоцированно. Правда, сама «белая и пушистая» Франция лишь годом ранее цинично предала интересы России, подписав с Британской империей договор «сердечного согласия» в тот момент, когда для России та была явным противником, а Германия – без пяти минут союзником. И практически наверняка превратилась бы в союзника реального, разбей мы японцев и сохрани свой флот.

Дьявол, как известно, кроется в мелочах. Есть один принципиально важный нюанс, который всегда нужно держать в уме, рассуждая о роли в истории России и Германии франко-английского договора. Нужно обязательно помнить, когда именно он был заключен. А это произошло в апреле 1904 года. Через два месяца и одну неделю после начала Русско-японской войны.

В результате Франция отказалась оказывать России военную помощь в схватке с Японией, союзной Великобритании. Со стороны Лондона это было логичным, своевременным, выверенным внешнеполитическим шагом. Ударом на опережение, не позволяющим немцам открыто поддержать нас в войне с японцами и гарантирующим от гипотетического русско-германско-французского союза на тот случай, если бритты решат воевать за японцев, а в случае победы Токио над Петербургом почти неизбежно пристегивающим к «сердечному согласию» и Россию. Против ее воли и желания. Антанта была «свадьбой с приданым» в виде франко-русского договора, поскольку Париж, имея с Россией военный союз с 1893 года, спал и видел, как выставить нас против немцев в роли пушечного мяса. Что и произошло в 1914 году.

При этом весь сонм представленных в виде повода для войны балканских проблем, включая спор вокруг проливов, был лишь мишурой для прикрытия коренных конфликтов – проблемы отторгнутых Бисмарком Эльзаса и Лотарингии для французов и проблемы германского флота и торговой экспансии для англичан. Вот уж кому действительно стоит задать вопрос о морали. Только есть ли в этом смысл? Мораль – это общественная категория, а не политическая. С точки зрения своих государственных интересов и Лондон, и Париж действовали совершенно логично. И, если учитывать результат Первой мировой войны, правильно…

В Париже тогда здраво рассудили, что повязанная их займами Россия никуда не дернется, а уж если проиграет войну на Дальнем Востоке, то и подавно. И под предлогом несогласия с внутренней политикой царизма там отказали русским в кредите зимой 1905 года. А на случай, если царь вздумает взбрыкнуть, соломка была заранее заботливо подстелена – у большинства российских великих князей, видных сановников и министров в дружбе с галлами существовали прочные персональные заинтересованности.

* * *

С другой стороны, Бьеркский договор обязывал немцев выступить на нашей стороне, если Англия начинала войну против России. А такая угроза, причем вполне реальная, существовала, как ни крути. Ведь британская политика и дипломатия не были монолитом. Деятели типа лорда Керзона наличествовали в Лондоне не в единственном числе. А противопоставить в тот момент английскому флоту на Балтике нашим адмиралам было попросту нечего. И… русскую столицу пришлось бы защищать с моря германскому флоту!

Когда скептики посмеиваются над потенциалом тогдашнего флота Германии в свете возможной борьбы с английским, мало кто задумывается, на каком театре эта схватка могла бы происходить. А если в мелководном и туманном Финском заливе? Если в Скагерраке? Если в датских шхерах или в районе немецких оборонительных минных полей? При этом германцы имели весьма много разных минно-торпедных судов.

По настоянию адмирала Тирпица, они неустанно и тщательно отрабатывали массированные атаки, особенно ночные. Именно поэтому германские миноносцы прозвали Shcwarze Gesellen (черная прислуга): они красились в черный цвет. И «пахали» море они куда интенсивнее, чем линейные эскадры, являясь весьма грозной силой германского флота для битвы в «узких» морях.

Кстати опять о флоте… Если использовать «телескоп Козьмы Пруткова», то есть «зрить в корень», вскрывается крайне любопытный момент, который, скорее всего, осознавали у Бьерке и русский царь, и германский кайзер. И, скорее всего, ни словом на эту тему тогда не обмолвились. Ибо оба боялись спугнуть клиента.

Дело в том, что все сказанное относительно возможной британской атаки на Россию было бы верным, если относить ситуацию к первому документу – от октября 1904 года. Но… практически уже не имело ни малейшего смысла для июля 1905-го! Смысл этот окончательно и бесповоротно исчез в мае 1905 года. В тот момент, когда контр-адмирал Российского Императорского флота Николай Иванович Небогатов обнажил голову, перекрестился и скомандовал: «Приказываю: наш флаг спустить! Поднять японский…»