Незваный гость (сборник) - Илья Шумей Страница 59

– Ай-яй-яй! – старик сокрушенно покачал головой, вытирая салфеткой струйку крови, сбегающую из моей прокушенной губы, – Святые Мамаши будут недовольны.

– Прек… прекратите, – я еле-еле смог расслышать собственный голос, – хватит.

– Я же Вам сказал – это Ваш и только Ваш выбор. Будьте послушны, удовлетворите Папулино любопытство, и мы больше не увидимся.

Кровавый туман перед глазами постепенно рассасывался, и сквозь него проступили мои ноги. Целые и невредимые.

– У меня была целая школа… ученики, – отдающиеся в ушах тяжелые удары сердца почти заглушали голос старика, – а тех недоумков, что присылает ко мне наш Папенька, учить бесполезно. Причиняя другим боль, они получают удовольствие. В нашем деле такое категорически недопустимо, боль должна быть точной и чистой. Поначалу и сам Безымянный хотел присутствовать, когда я работаю со своими пациентами, но я ему отказал. Это искусство не для праздных зевак.

– Искусс… кусство!? – я попытался истерически хохотнуть и немедленно закашлялся, – Вы назы… ваете это искусст… вом!?

– Вам просто недостает навыка. Немного тренировки, и сможете слышать и понимать музыку боли. Будь у нас с Вами чуть больше времени…

– Вы… Вы… – все еще сбивчивое и захлебывающееся дыхание мешало говорить, – вы сумас… сумасшедший! Как и Без… Безымянный!

– Вовсе нет! Умей Вы слушать, я бы исполнил для Вас Симфонию! Это же прекрасно! – над моим ухом хрустнули суставы, – вот, смотрите.

– Нет-нет-нет-НЕЕЕТ!!!

…серое пятно, продолговатое серое пятно, два пятна, какие-то… ах, да, это же мои ноги, точно! Все еще целые и невредимые. А где же руки, где мои руки!? Я же помню, как их перемалывала огнезубая дробилка, палец за пальцем, косточка за косточкой… и кислота, кипящая кислота… Океан кислоты, в котором растворялось и таяло мое жалкое «Я», превращаясь в зыбкую тень, трепещущую перед величием всепоглощающей боли.

В нос ударил едкий запах нашатыря, и я замотал головой, мыча как теленок. Слов у меня уже не осталось.

– Ну зачем Вы так!? – голос моего мучителя доносился словно издалека, глухой и невнятный, почти заглушаемый кузнечным грохотом крови в ушах, – сбежали с урока после первых же тактов детской песенки!

Старик укоризненно поцокал языком и прошаркал к столу, где загремел какими-то пузырьками и склянками.

– В следующий раз так легко улизнуть Вам не удастся, – перед моим затуманенным взором промелькнул небольшой флакончик, – несколько капель этой микстурки надежно прикрепят ваш разум к реальности, и позволят нам погрузиться глубже.

– Глу… бже? – при одной только мысли о том, что до сих пор мы всего лишь барахтались на поверхности, у меня снова потемнело в глазах.

– О, да! Мне еще столько всего предстоит Вам рассказать и показать! Боль, которую возможно причинить плоти, конечна. Боль же разума – беспредельна! – данное обстоятельство определенно согревало моему мучителю душу, – так что у нас с Вами впереди еще много открытий. Думаю, Вы все же окажетесь покрепче, нежели ваш юный предшественник.

– Пред… шественник? – еле слышно просипел я, – Себах?

– Не знаю, я не спрашиваю имен у своих пациентов. Зачем?

– Что… что с ним случилось?

– Его разум покинул наш мир, – старик вздохнул, убирая склянки обратно в шкафчик, – Папенька был страшно зол, помнится. Он определенно надеялся вытрясти из него больше информации. Ну хоть Вы меня не подведите!

Я невольно вспомнил Себаха – молодого, жизнерадостного, всегда готового впрячься в любое дело, каким бы сложным и опасным оно ни было, вспомнил его лицо, его голос…

– Будьте Вы прокляты! – прошептал я, буквально через силу заставляя повиноваться одеревеневшие голосовые связки, – Вы – чудовище! Когда я отсюда выберусь, я лично Вас придушу! Удавлю голыми руками!

– Когда выберетесь? – он прищурился, словно прикидывая мои шансы, – если выберетесь… готов держать пари, что нет, Вы меня не тронете. Мы с Вами тоже прекрасно поладим, вот увидите.

Старик подошел к двери и подергал за шнурок колокольчика, вызывая стражников.

– На сегодня, думаю, хватит. А завтра утром, отвечая на вопросы нашего дорогого Папеньки, помните о том, что на втором занятии мы с Вами будем изучать более сложные, сочетанные аккорды. Не всякая голова без подготовки такое выдержит, но я в Вас верю.

На сей раз мои провожатые даже не стали надевать на меня оковы, а просто крепко подхватили под руки и буквально выдернули из кресла. В первый момент я несколько опешил от столь бесцеремонного обращения, но они, видать, уже не в первый раз приводили несчастных на прием к жуткому старичку. Когда я попытался сделать шаг, мои ноги подкосились, словно ватные, и я беспомощно повис у стражников на руках. Тело попросту отказалось мне повиноваться. Так, обессиленного и беспомощного, меня поволокли обратно по тем же анфиладам.

В одном из коридоров я через окно случайно увидел в соседней комнате какого-то бедолагу, измученного и изможденного до такой степени, что он напоминал ожившего покойника. На мгновение я поймал его взгляд и словно заглянул через него в преисподнюю.

«Себах!» – мелькнула у меня мысль, и лишь потом я сообразил, что смотрел не в окно, а в зеркало…

Штурм начался рано утром, в момент утреннего развода караула. Основную массу стражников заблокировали во дворе, а с теми, что охраняли дворец, уставшими и вялыми после бессонной ночи на посту, разобрались достаточно быстро.

Остававшиеся на свободе члены Комитета здорово рисковали, начиная операцию, не проработав до конца всех ее деталей, но еще пара дней промедления вполне могли поставить крест на всем замысле, и заговорщиков тогда ожидала бы крайне незавидная судьба. А потому они рискнули. И преуспели, черт их подери!

Все подробности я узнал уже потом, задним числом, поскольку в тюремные коридоры новости доходят с изрядной задержкой. Только когда за дверью моей камеры послышались какие-то крики и возня, а затем в замке загремел ключ, и на пороге возник мой адъютант, я сообразил, что произошло.

Путь до Зала Приемов дался мне нелегко, поскольку после вчерашней экзекуции все тело болело просто немилосердно. Складывалось такое впечатление, что меня пропустили через мясорубку, а потом слепили из фарша обратно. А поскольку в коридорах и на лестницах меня встречали десятки сторонников, мне приходилось держаться прямо и уверенно, да еще и улыбаться по мере возможности.

Кто бы только знал, чего мне это стоило…

В Зале царило настоящее столпотворение, гвалт и без того стоял страшный, а с моим появлением толпа просто взревела на разные голоса. У меня голова и без того гудела точно колокол при пожаре, а тут мне стало совсем уж паршиво.

В сопровождении адъютанта я проследовал к престолу Безымянного Отца и буквально рухнул в кресло, наплевав на изысканность манер и торжественность момента. Еще немного – и я бы просто растянулся прямо на мраморных плитах пола. Сил еще хватило на приветственный взмах рукой и пару дежурных фраз, каждое слово которых отдавалось в черепной коробке гулким болезненным эхом.