Один из нас - Майкл Маршалл Смит Страница 59

Она рассмеялась, пытаясь сменить тему. А я не отрываясь смотрел на нее.

– Мам, я нечасто это делаю, но сейчас я вынужден нарушить правила. Для меня это очень важно. Ты знаешь, что я имею в виду, и мне важно, чтобы ты рассказала, что знаешь.

Она отвернулась, лицо ее сморщилось. Последовала длинная, длинная пауза.

– А что произошло, по твоему мнению? – спросила наконец она.

– Не знаю, – ответил я. – Не могу вспомнить.

– Я все время боялась, что рано или поздно это всплывет, – заморгала она. – Надеялась, что нет. Но время от времени вспоминаю, и мне всегда было интересно, помнишь ли об этом ты.

– Долгое время я об этом не вспоминал. Вчера оно вернулось.

– Отец ничего об этом не знает, – быстро вставила она. – Я решила ничего ему не говорить. Ты же его знаешь. Он бы сразу разнервничался.

– По поводу? – осторожно поинтересовался я.

– В тот день я возвращалась поздно, – сказала она, подумав. – В баре устроили вечеринку ребята из Университета Гейнсвилла и здорово уделали помещение. Покупали бургеры только для того, чтобы бросаться ими друг в друга. Джед попросила меня помочь ей убраться, вот я и осталась. Потом я пошла домой.

Она остановилась, и я с огорчением увидел, что она почти плачет.

– Мам, – сказал я, – все в порядке. Что бы тогда ни случилось, большого вреда оно мне не причинило. У меня же все в порядке, правда? Посмотри на эту куртку – такие на дороге не валяются.

– Очень хорошая, – ответила она, слегка улыбнувшись. – Но разве обязательно все время одеваться в черное?

– Мам… – нахмурился я.

– Ты был на парковке, – быстро заговорила она. – За большими старыми контейнерами для мусора. Я бы тебя не заметила, но вспомнила, что за ними должны были приехать в понедельник, и подошла, чтобы убедиться, что твой отец успел выбросить все, что нужно. Я огляделась, а потом что-то заметила и поняла, что это маленькая ножка выглядывает. Я подбежала и увидела тебя.

– И что я делал?

– Спал, мне так показалось, хотя глаза твои были открыты. Ты лежал, свернувшись калачиком, и крепко обнимал себя руками. Колени ободраны, как будто ты падал, рубашка была застегнута не на те пуговицы. Вокруг стояла абсолютная тишина, а я так испугалась, что когда захотела позвать на помощь, не смогла. Я была слишком напугана. Дотронулась до твоего лица; оно было очень горячим, но совсем бледным, и я подумала, что с тобой случился удар или что-то в этом роде, а я не знаю, что мне делать. Вдруг ты пошевелился. Закрыл глаза, снова открыл, щеки порозовели, но выглядел ты как-то странно. Я все спрашивала тебя, что случилось, но ты ничего не отвечал, просто медленно двигал руками и ногами, будто вспоминал, как это делается. Через пять минут ты уже сидел и спрашивал меня, почему я плачу.

– И я не знал, как там оказался?

– Я расспрашивала тебя, пока мы шли домой, но ты все еще выглядел отстраненным и только повторял, что хочешь пить. Я ввела тебя в дом, отец спал, а ты пошел прямо на кухню и выпил целый кувшин «Кул-эйда» ^[69], который тебе очень нравился.

– Помню, да, – сказал я, – тропический.

– Я стала разводить еще, но душа у меня была не на месте. Я все думала, что с тобой могло приключиться, а когда обернулась, увидела, что ты сидишь перед телевизором в гостиной, как будто ничего и не было. Я подошла и села рядом. Мы посмотрели с тобой кино, и через какое-то время ты окончательно вернулся и выглядел как мой настоящий сын.

– И я никогда ничего не говорил о том, что произошло?

– Я не спрашивала, Хап. Я все переживала и думала, что же это могло быть? Может, ты встретил плохого человека или вроде того, и я боялась, что это было так ужасно, что ты просто не хочешь об этом вспоминать. Ты совсем не выглядел расстроенным и вел себя как всегда, только вот когда я предлагала тебе тропический «Кул-эйд», ты от него отказывался. Мы перешли на виноградный, и все пришло в норму, так что я просто оставила все как есть. Прости меня, Хап.

– Все в порядке. Правда, мам.

– Ты уверен? Ты что, вспомнил, что с тобой тогда произошло? – Она крепко сжала руки, и я накрыл их ладонью.

– Нет. Но теперь я хотя бы точно знаю, что что-то действительно произошло. И тебе совсем не стоит беспокоиться. Просто мне надо кое-что привести в порядок, вот и все.

– У тебя проблемы, сынок?

– Да, – я почувствовал благодарность. – Это что? Материнская интуиция?

– Может быть. Не стоит над этим насмехаться. Несколько дней назад я говорила с твоей бабушкой. Она сказала, что до нее доходят кое-какие слухи. Не стала говорить, что именно, а просто намекнула. Ты же ее знаешь.

– Всегда готова к новым сплетням, – заметил я.

– Мне кажется, что там, где она находится, не так уж много других занятий.

Насколько я знаю, мама никогда не бывала в Сети. И я не уверен, что она готова начать прямо сейчас. Для нее Сеть – нечто похожее на рай. Или ад.

– Тебе бы ее навестить.

– Обязательно, – ответил я и сам искренне в это поверил. Как всегда. Иногда планируешь кого-то навестить в больнице, но все не хватает времени. А когда находится, там уже никого нет, одна пустая кровать.

– Не буду спрашивать, в какую беду ты попал, Хап. Если захочешь, сам все расскажешь. Но я знаю, что ты в беде, так же точно, как то, что ты сейчас хочешь закурить и не делаешь этого лишь потому, что я не выношу табачного дыма.

Я рассмеялся, и мы увидели отца, который шел к нам с пруда вместе с Хеленой.

– Она с этим как-то связана? – строго посмотрела на меня мама.

– Не совсем.

– Тогда что она здесь делает?

– Мы с ней случайно встретились, и она решила прокатиться со мной.

– Вы опять с ней встречаетесь, – градус серьезности слегка повысился.

– Нет. У нее есть кто-то другой.

– Жаль, – сказала моя мать. – Она прямо создана для тебя.

Небо по краям стало темнеть, нам стоило поторопиться. Я помог отцу с компьютером и от этого почувствовал себя лучше. Мне пришло в голову, что когда-нибудь я смогу все-таки расплатиться, вместо того чтобы вечно жить в кредит. Притом что перспектива выплаты кредита выглядела в тот момент довольно мрачно, если, конечно, не принимать во внимание работу на тюремном отверточном производстве для транснациональных корпораций.

Я еще раз посмотрел на рисунки на стенах и на этот раз вместо раздражения почувствовал нечто напоминающее гордость. «Если вы так видите мир, – подумал я, – весь в пастельных тонах и полный белой пены и морских птиц, то и слава богу. На это можно смотреть бесконечно. Главное, чтобы все видели то же самое».