Среда обитания - Михаил Ахманов Страница 59

– Нет, латифундия. Рабочий купол, в котором, я думаю, что-то выращивают. Осмотрим его, сориентируемся.

Если глядеть сквозь кристаллитовый блок, все кажется мерцающим, озаренным золотистым туманом; контуры размыты, очертания искажены, размеры предметов увеличены, будто рассматриваешь их через огромную линзу. Но кое-что разобрать удается – тем более если представляешь вид за кристаллитовой стеной.

Как я и думал, там шеренгами тянулись деревья, но не плодовые, а с толстыми зелеными стволами, расходившимися на несколько отростков, искривленных у ствола и направленных вверх. Ни листьев, ни ветвей; только эти мясистые отростки, ребристые, угловатые, усеянные шипами. Их оплетала паутина, серый ковер из множества слоев, наброшенный поверх растительности и уходивший в глубину до нижних, самых массивных отростков. В земле виднелись полусферы распылителей с бьющей из них водой, а паутина, как и положено, кишела пауками – небольшими, размером с кулак, совсем непохожими на чудищ из Керуленовой Ямы. Они были юркими и постоянно двигались, выпуская тонкие длинные нити, отсвечивающие серебром.

– Кактусы! Очень похоже на кактусы, – с сомнением произнес инвертор, всматриваясь в пейзаж под куполом. – Кактусы и пауки… Что это значит, Крит?

– Мы у плантации «Пармы». Это одна из Компаний Стволов, производящая шелк, ткани из шелка, фантики и обертки. Самые лучшие и дорогие.

– Шелк? Из паучьих нитей?

– Да. Натуральное и очень ценное изделие.

– А кактусы зачем?

– Эти колючие столбы? Не знаю, партнер. Слышал только, что паукам-шелкопрядам необходим особый корм. Может быть, они их едят?

– А что такое Компании Стволов? Чем они занимаются?

Его любопытство было неистощимо.

– Делают предметы быта, – пояснил я. – Мебель, посуду, украшения, одежду, раздаточные автоматы, косметику, голографические проекторы. Друг с другом не воюют, но часто ссорятся с поставщиками – металлы им нужны, и пластики, и разные виды армстекла. Природное сырье – хитин, шелк, перламутр, дерево – получают со своих плантаций. Таких, как эта. – Я хлопнул ладонью по сияющей шестиугольной пластине.

Мы направились обратно к тоннелю, шагая вдоль округлого бока водяной трубы. Дакар замолк – видно, по своей привычке, раскладывал новые сведения в голове; гул воды затихал с каждой секундой, пока не превратился в негромкое журчание. Кроме него, слышался лишь шелестящий звук шагов.

Я был доволен. Теперь я знал, где мы находимся: за плантацией «Пармы» лежало несколько сельскохозяйственных зон, а по другую сторону тоннеля, ближе к линии на Вилс и Варш, – рабочие купола Первой Алюминиевой и фирмы «Норк-Скай», изготовлявшей авиетки. За ними, километрах в трех, но на том же уровне, располагалась промзона «Двойного „эф“», которую я мог прослушать – причем с близкого расстояния, если коридор, которым мы шли, куда-нибудь не вильнет. Но он тянулся в нужном направлении, вперед и вверх.

Мы вылезли из норы и отшагали положенное число километров. Правая половина тоннеля была каменной, но левая стена, потолок и пол состояли из рыхлой породы, испещренной круглыми дырами и ямами. Диаметр их был таким же, как в проходе, ведущем к плантации «Пармы», и, вероятно, их оставило одно и то же существо. Или существа – не исключалось, что этих тварей здесь целая сотня.

Я не стал снимать броню, а только прижался к холодной каменной стене ухом, щекой и ладонями. Схема этого участка вспомнилась во всех подробностях: метров шестьсот – шестьсот пятьдесят до купола «ФлайФайра» и подходившей к нему трейн-линии; вверху, слева и справа – зоны других компаний, со своими транспортными ветками, своей мелодией, включающей шорохи, шелесты, скрипы, лязг и гул. Зафиксировав мысленно эту картину, я слушал больше двух часов, пытаясь уловить вибрации тоннелей, которым в ней не находилось места. Я не услышал ничего – в смысле ничего внушающего подозрения. Все перевозки шли в обычном темпе и по известным каналам: сырье – в промзоны, а из них – продукция, где реже, где чаще, с периодом от двадцати минут до часа. Период зависел от размеров куполов – в тех, что побольше, есть собственные склады, а из малых стремятся побыстрее отгрузить товар.

Итак, ничего! Может, ничего от фирмы «икс» сюда не поставлялось? Может, транспортный тоннель прорыли там, откуда звук не долетит и не докатится вибрация? Нашли какой-нибудь древний бурильщик, прорыли ход, соединили его не с линией на Вилс и Варш, а, предположим, с той, которая на Кив и Пагу или же в Сабир… Вопрос, куда глядели втэки, но это уже не ко мне, с этим будут разбираться Йорк и Конго. Конечно, если я что-нибудь найду… Не здесь, так в других коридорах или в других куполах, в тех же Киве и Сабире…

– Крит! – Вопль Дакара вывел меня из задумчивости. – Крит, ты только посмотри!

В голосе его слышался ужас. Обернувшись, я машинально нащупал в поясе газовую гранату, выдернул ее и замер, уставившись в потолок. В нем, позади нас, зияло отверстие, откуда свесил голову гигантский червь. Тело – розовато-белое, с пульсирующей плотью под тонкой кожицей, пасть – огромная, круглая, точно в размер человека, башка – безглазая, и хоть он нас не видел, но определенно ощущал. Реакция на влагу и тепло, как у большинства подземных тварей… И, как все они без исключения, эта была голодной. С чего бы ей иначе пялиться на нас?

– Вот это фишки к пиву! – произнес Дакар, поднимая разрядник. Очередная загадочная фраза, а за ней – еще одна, уже ко мне: – Снести ему башню, капитан?

– Не стреляй! – Схватив инвертора за руку, я потянул его в глубь коридора. С незнакомым чудищем такой величины лучше разойтись по-мирному – если, конечно, удастся.

Не удалось. Согнув кольчатое тело под прямым углом, червь стремительно выползал из норы и раздувался, заполняя коридор; голова его моталась туда-сюда, роняя комья светящейся слизи, пасть вытягивалась, сжималась, и в глубине ее что-то поблескивало. Внезапно он рванулся в нашу сторону, тонкая яркая игла пронзила воздух, ударила в мой плечевой щиток, и я остался без правой руки. То есть рука, протез и «ванкувер» были на месте, но я не ощущал их и даже пальцем не мог пошевелить.

Дакар выстрелил, но эта тварь, плевавшаяся молниями, была к ним, вероятно, нечувствительна. Может быть, мне удалось бы сжечь ее, опустошив баллон, или отравить гранатами, а может быть, и нет. Проверять не хотелось, и, пока ноги еще шевелились, я пустился в бегство. Опытный Охотник не вступает в драку и не расходует боезапас, если можно убежать.

Можно? Или нельзя? Червь выполз из норы и мчался за нами с хорошей скоростью – медленней, чем крыса, но быстрее манки.

– Догонит, – пропыхтел инвертор. – Не подпалить ли его? Вдруг испугается!

Хорошо бы подпалить, да хватит ли огня? Эта тварь весила побольше крысы и была безмозглой – ею, как всеми червями, руководил не инстинкт, а лишь ненасытный голод. Нельзя подпалить и испугать, можно только сжечь дотла.

Кровообращение в моем предплечье и искусственных мышцах протеза восстановилось. Я стиснул кулак, разжал пальцы и зашептал слова благодарности двум покойникам-ублюдкам – тому, с которого снял броню, и второму, который оставил меня без руки. Есть моменты, когда природное хуже синтетического, и нынче был как раз один из них.