Конец цепи - Фредрик Т. Олссон Страница 58

Почувствовала взгляд Вильяма на себе.

И дала ему свою бумагу снова.

Ту самую, которую хотела показать на террасе не более суток назад, а он не понял, и она не успела объяснить.

Она обеспокоила Жанин уже тогда, когда она поняла ее значение.

И когда сейчас увидела его комнату, прямую времени, все стихи, ее волнение значительно усилилось.

Во второй раз Вильям стоял и смотрел на те же шумерские знаки на бумаге.

– Объясни, – попросил он.

Она кивнула.

И собралась с духом.

Мужчина был мертв.

В первую очередь из-за Альберта.

Он, собственно, не толкал своего конвоира, единственно воспользовался его энергией движения, плюс сработал фактор внезапности, и в результате он переступил границу, за которую не было возврата.

Он просто остановился. Достаточно резко.

И мужчина в костюме по инерции налетел на него, а Альберт дождался удобного момента и потянул его к себе, и тот продолжил двигаться по кругу, развернулся почти на девяносто градусов с Альбертом в качестве оси вращения и фактически полностью потерял контроль над ситуацией. Хотя, будь у него всего секунда, он восстановил бы равновесие, снова схватился бы за Альберта, но еще крепче, и отругал бы его, чтобы он не пытался делать новых глупостей.

Но мужчина не получил этой секунды.

Синий «гольф» оказался как раз там, где, по оценке Альберта, и должен был находиться, и он почувствовал рывок, когда человек, еще секунду назад державший его за руку, отделился от него после удара полутонной металлической смерти, и сейчас Альберт бежал через Западный парк в расстегнутом пальто, несмотря на осеннюю прохладу, а мысли беспрестанно крутились у него в голове, пусть он вроде бы не имел на них времени.

Инспектор Нейзен. Дьявол, который находился рядом с ним с того самого первого вечера, когда исчезла Жанин. Он сидел с ним ночи напролет, искал ответы, шарил по регистрам и держал его в курсе всех новостей, планов и идей.

Наверняка он, кто же еще? Инспектор Нейзен нажал на тревожную кнопку.

Не существовало никакой другой возможности.

Альберт остановился около большого пруда, на гравийной площадке за его спиной гуляли мамаши с колясками, старики совершали свой ежедневный моцион, и молодые люди спешили по делам, и эта обыденная умиротворенная обстановка позволила ему немного успокоиться и почувствовать себя одним из них.

Ему некуда было идти.

Он достал свой мобильник, открыл номер офиса и остановился. Паранойя снова дала знать о себе, вцепилась в него крепко. Он попытался сконцентрировать взгляд на чем-то, заставлял себя думать ясно.

Может, он перегнул палку?

Или все обстояло так, как он думал, и полиция тем или иным образом имела отношение к исчезновению Жанин? Знала, кто за этим стоит? Подняла тревогу, когда появилось письмо? Те самые полицейские, кому он позволил обыскать их жилище, кого он впустил в ее маленькую квартирку, где она жила на момент исчезновения. Те самые, которые обнимали его за плечи и объясняли, что они сделали все возможное, и постоянно подчеркивали добровольность ее исчезновения?

Нет, во всем этом в любом случае имелась хоть крупица правды.

Если полиция знала, где тогда проходила граница?

Кто стоял за исчезновением Жанин?

Сколько людей были готовы помешать ему узнать, что случилось, и какими ресурсами они располагали для выполнения этой цели?

Номер его помощника все еще светился на экране мобильника, и он постарался запомнить все цифры, раз за разом, пока не убедился, что это получилось. Была у него паранойя или нет, он уже не мог воспользоваться своим телефоном, то же самое касалось всех его кредитных карточек. Стоило ему сделать любую покупку, и они узнали бы, где он находится. Поэтому Альберт решил найти какой-нибудь банкомат и снять как можно больше наличных, пока они не заблокировали его счета.

Что случится потом, он не знал.

Единственное знал, что нет ни души на его стороне.

И что, если он хочет встретиться с Жанин снова, ему придется искать ее самому.

Альберт ван Дийк простоял так три, пожалуй, четыре минуты, прежде чем медленно поплелся восвояси.

Никто из остальных посетителей парка не обратил внимания на молодого человека, который стоял у пруда и «пускал блинчики».

Никто из них даже не догадался, что одним из камней, брошенных им таким образом, стал его телефон.

Бумага, которую Вильям Сандберг держал в руке, по-прежнему не говорила ему ничего. Но слова Жанин поставили все на свои места.

Сказанное ею стало логичным продолжением того, что она ранее объяснила.

Уже не вызывало сомнения, по крайней мере, настолько, чтобы потребовалось возвращаться назад к исходной гипотезе и ставить под сомнения все рассуждение с самого начала, и даже если бы он с удовольствием сделал это, то в любом случае не знал как.

Он мог только слушать.

– Но сколько бы я ни занималась ими, среди них есть последовательности, которые оказались мне не по зубам, – сказала Жанин.

И Вильям ничего не ответил.

– Они не принадлежали к новоделу. С этим я разобралась. Судя по всему, относились к исходным текстам. Но все равно их не удавалось истолковать как некие исторические события. И сначала я попыталась найти объяснение в себе самой, подумала, я же не историк, и понятно, что между всеми известными мне крупными катаклизмами есть и другие, в любом случае имевшие место, но оставшиеся за рамками моих знаний. Наверное, логичный вывод?

Однако она покачала головой.

Понимание рождалось в муках.

Ведь если человеческий геном был полон исторических событий, записанных в нем задолго до того, как они имели место? Почему в таком случае все такие записи должны прерваться сейчас, просто из-за того, что это сейчас случайно совпало с тем временем, где она, Вильям и все другие находились?

Именно так она сказала.

И Вильям слушал ее.

Пусть и против своей воли.

Смысл ее слов был кристально ясен, и он не понравился ему.

– Ты имеешь в виду, – сказал он наконец, – что стихи охватывают не только прошлые события.

Жанин кивнула молча. Не произнесла ни звука.

– Что человеческий геном содержит информацию о будущем. О событиях, которые пока не произошли и еще впереди.

Она кивнула снова.

Пауза. А потом:

– И чего же нам ждать?

Жанин колебалась.

Опустила взгляд.

Ответ напрашивался сам собой.

– Ничего хорошего, – сказала она. – Абсолютно ничего хорошего.