Диктатор - Сергей Снегов Страница 58

— За ними стоят факты, Войтюк. Вы понимаете, что любой начальник интересуется тайнами своих подчинённых, особенно занимающих такие ответственные посты, какой вы занимали сперва у Вудворта, а теперь у меня. Ваш покаянный лист меня разочаровал, Войтюк. Вы забыли упомянуть в нём о полученном вами подарке — изумрудном колье, фамильной драгоценности старинного рода Шаров. И преподнёс вам это колье сам Ширбай Шар, министр его величества Кнурки Девятого. Очень важные сведения надо было передать Ширбаю, чтобы он расстался с родовой драгоценностью.

Войтюк не напрасно выбрал себе профессию, требующую не только проницательности, но и мужества. Он тревожился, пока сохранялась неизвестность, и шёл в открытый бой, когда другого выхода не было.

— Вы не думаете, генерал, что для ценного подарка могли быть и иные причины, кроме политических?

— Бросьте, Войтюк. Это дешёвый приём — намекнуть на интимные связи между вашей женой и Ширбаем. И нет вам нужды обливать грязью себя и жену. Не было у вашей жены связи с Ширбаем. И не могло быть. Во-первых, вы сами не допустили бы такой связи, для этого вы слишком любите свою жену, это мне известно. И во-вторых, развратник Ширбай настолько пресыщен связями с женщинами, что за ещё одну связь, даже с такой красавицей, как ваша жена, не отдаст одну из фамильных драгоценностей. Другое дело — оплата важных государственных секретов. За некоторые из них и драгоценностей не жалко.

— Вы говорите так, будто знаете, какие государственные секреты я передавал Ширбаю Шару?

Войтюк дошёл до такого спокойствия, что закинул ногу на ногу. Ещё ни разу он не позволял себе подобной вольности. Сознание, что против меня имеется убийственный козырь, продиктовало ему внешнюю развязанность.

— Вы сами скажете, что именно передавали Ширбаю.

— На допросах у вашего друга Прищепы? Уж не собираетесь ли вы меня арестовать?

— Во всяком случае не исключаю такой возможности.

— Она исключена. Советую меня не арестовывать.

Теперь я видел его насквозь. Он был слабее, чем я опасался. Такого можно брать голыми руками.

— Вот как — советуете не арестовывать? Не откажите в любезности объяснить, почему такой совет?

— Вот почему, вглядитесь получше!

Он с торжеством поднял вверх самопишущую ручку. Он всегда вынимал эту ручку, когда приходил ко мне — и вёл ею записи в тетради. Я с первого взгляда на неё не сомневался, что это не только ручка, но одно из тех устройств для передачи информации, какими удивлял меня Павел, когда мы сражались в окружении.

Войтюк победно выложил свой главный козырь:

— Все наши разговоры, генерал, аккуратно записывались и сейчас хранятся в надёжном месте. И если меня арестуют, весь мир узнает, что заместитель диктатора был источником сведений для шпиона!

— Значит, вы признаётесь, что вы шпион, Войтюк?

— С тем важным дополнением, генерал, что вы деятельно помогали шпиону. И потому ответственность за успешно проведённый шпионаж ложится на вас. И вашей блистательной политической карьере грозит полный крах, если станет известно о вашей связи со мной.

Я сделал вид, что растерялся и предался трудному размышлению.

— Хорошо, арестовывать вас не буду. Вы думаете, дело ограничится только тем, что вы останетесь на свободе?

Он вообразил, что взял верх. И не удержался от торжества.

— Генерал, пора поставить все точки над «i». Вы человек умный и смелый, это всем известно. И понимаете, что попали в опасную ситуацию. Но нет положения, из которого не было бы выхода. Выход предлагаю такой: мы продолжаем так удачно начатое сотрудничество.

— В смысле?

— Да, генерал. Вы будете снабжать меня ценными сведениями, я буду передавать их дальше.

— Вы предлагаете мне совершить измену?

— Вы уже совершили её! Ваше сообщение, что Гамов в ярости готовит дикую расправу над целым народом, прибыло вовремя и было высоко оценено. Нордаги избежали грозившего им уничтожения. И донесение о том, что сражения на фронте прекращаются на всю зиму, а все оборонные силы бросаются на ликвидацию бандитизма, тоже было своевременным и важным. Правда, вы извещали, что с речью к народу выступит Гамов, а он такой речи не произнёс.

— Гамов поручил её Гонсалесу.

— Мы так и поняли — поручил. Между прочим, самому ужасному человеку в вашем правительстве! Итак, мы продолжаем сотрудничество, генерал. Только вместо хитрого выуживания из вас секретов, которыми вы и без того легко делитесь, я буду задавать вам осмысленные вопросы, а вы давать осмысленные ответы.

— Называйте ваши осмысленные вопросы.

Он на мгновенье снова растерялся. Он всё же не ожидал такого быстрого согласия на государственную измену.

— Так сразу, генерал?.. Ну, во-первых, новые дивизии… Сколько сформируете в течение зимы — из мобилизованных, амнистированных?.. И — сгущённая вода! Производство энерговоды на новых заводах, расширение старых. Вы создаёте свой водолётный флот, но каковы масштабы?.. Разрешите фиксировать ответы…

— Минуточку… Сперва проведём одно дело. — Я вызвал Гонсалеса. — Семипалов. Рад, что узнаёте по голосу. Гонсалес, я просил вас, если понадобится, выполнить одну мою просьбу. Вот эта просьба. Немедленно арестуйте Анну Курсай, жену моего сотрудника Войтюка. Обвинение предъявлю потом. Режим — одиночная камера. И никаких послаблений! Позвоните, когда возьмёте её. Пока всё.

Не знаю, понял ли Войтюк, как реально раскладывается игра, но побледнел он смертно. Он силился что-то сказать и не мог. Я встал и подошёл к нему. Войтюк отшатнулся, не поднимаясь из кресла. Он глядел на меня белыми глазами.

— Подонок ты! — сказал я. — Дерьмо собачье! Вздумал командовать мной! Одному удивляюсь — неужели в Кортезии не нашлось ни одного толкового разведчика, что воспользовались таким ничтожеством, как ты?

Он пошевелил губами, но снова не сумел ничего сказать. Я воротился на своё место и заговорил спокойно. И постарался, чтобы металл в голосе звучал доходчиво.

— Слушай внимательно, слизняк! Ты надумал превратить меня в своего слугу. Мы поступим по-иному. Превращать тебя в простого слугу я не буду. Ты станешь моим рабом. Будешь выполнять все мои повеления — быстро, самозабвенно, энергично!.. Вот так будешь мне служить, проходимец! И только такое служение спасёт тебя и твою жену. Что такое одиночная камера у Гонсалеса, наверное, догадываешься. Ты сказал, что Гонсалес — самый страшный человек в правительстве. Вполне согласен с тобой.

Он наконец выдавил трясущимся ртом:

— Почему Анна?.. Она невиновна!

— Она виновна! Виновна хотя бы в том, что выбрала в мужья такого остолопа, как ты, шпион-неудачник. Её арест гарантирует твою верность и исполнительность. Наш дорогой диктатор Гамов бредит категорией, название которой — эффективность. Каждое действие должно давать эффект — и желательно максимальный. В этом я его верный последователь. Пока твоя жена в тюрьме, ты будешь мне рабски служить. А откажешься, что ж — и её судьба, и твоя будут горестными. Дальнейших разъяснений не нужно?