Макс Сагал. Контакт - Ник Никсон Страница 57

— Почему вы не скажете никому?

— Иногда прошлое может разрушить будущее. И мой тебе совет, оставь все как есть. Забудь. Люби и почитай отца, он этого достоин.

* * *

«Солнечная» — надпись выцветшей краской на приколоченной наспех деревянной доске. На территории метеостанции насчитывалось четыре деревянных дома и еще несколько сарайных построек, ютившихся на прибрежной равнине. Тут же из снега вырастал покосившиеся забор загона для скота, который на треть был разобран на дрова. Родом весь ансамбль из середины прошлого века, и с тех пор, кажется, ни разу не ремонтировался. Главный жилой корпус, расположенный ближе остальных к берегу, гордо выпячивал массивную крышу в небо. Шифер прохудился под весом снега и от старости. Брус со временем потемнел и окислился. Ставни с бледно-голубым отливом прикрывали затянутые изморозью окна.

Мандарханов затопил печь в главном доме, приготовил еду и заправил постели. Сагал вместе с Пашей и Танькой спустился на снегоходах к метеостанции уже затемно, все были замершие и усталые. Так и упали спать, не поужинав.

Ночью случилось землетрясение. Дома, как сонные коты, только слегка вздрогнули, и дальше засопели. Во время толчков со стороны озера доносились пугающие барабанные вопли ломающегося льда.

— Трясет глубоко под землей, — объяснил Мандарханов. — Раз в месяц так бывает, иногда и чаще. Пугаешься поначалу, а потом привыкаешь. Уснуть помогает.

* * *

В восемь утра приехал снегоход. За рулем, точно неотъемлемая часть машины, как двигатель или лыжи, восседал Мотор. В качестве пассажира сзади ехал Брадинкин. Выглядел военврач неважно: щеки посинели, кожа на губах облезла, уставшие глаза навыкат.

По лицу Мотора сразу стало ясно — ночью обошлось без гостей.

Брадинкина завели в дом, уложили на раскладушку рядом с печкой. Отогревшись, военврач дрожащими руками, постанывая, попытался стянуть ботинок, но самостоятельно не смог. Пришлось срезать скальпелем, чтобы извлечь распухшую стопу.

— Ночью холодно было, — с чувством вины сказал Мотор. — Капитан разрешил развести костер только в четвертом часу.

— Почему раньше не привез? Чуть человека не угробили, — возмутилась Танька.

— Ты же знаешь, не я решаю. Да и не хотел он уезжать.

— Я приказ капитана не нарушил, — сказал Брадинкин, словно отчитываясь перед вышестоящим начальством.

— Пусть проспится.

— Я согрелся уже. Нога — так, отек. Пройдет, перелома-то нет. Игорь, отвези на перевал. Я поднимусь.

Сагал впервые узнал, как на самом деле зовут Мотора.

— Куда вам на перевал, Арсений Иванович? — Танька ладонью опустила его голову в подушку. — Чем вы там поможете? Лежите, отдыхайте.

— За дезертирство, Танечка, — статья. Я двадцать лет служу.

— Капитан разрешил тебе сутки отдохнуть, — сказал Мотор.

— Правда? Он так и сказал? — Брадинкин расцвел и тут же на его лице выступила гримаса боли. — Я только немного полежу здесь. Только чуть-чуть. Не дезертир, не дезерт…

Брадинкин обмяк и моментально заснул.

Мотор подмигнул Сагалу — на выход. Отошли к берегу, чтобы никто не слышал разговора. Мотор несколько минут оглядывался, жался, собирался с силами.

Сагал заметил, что вдоль береговой линии прорезалась зигзагообразная трещина. Длина ее не поддавалась оценке — в обе стороны трещина тянулась до горизонта, отсекая от озера гигантскую прибрежную льдину шириной около полста метров. Повсюду громоздились ледяные завалы, отливающие ярко-голубым светом.

— У тебя это, спутниковый телефон есть?

— Мне звонить некому. У Паши вся связь.

— У Паши с собой только рация коротковолновая. Спутниковую капитан приказал наверху оставить.

— Чтобы никто из нас не помыслил нарушить его приказ.

— Черт знает что.

Поправив на плече автомат, Мотор покосился на сопку. Долго и задумчиво смотрел.

— Положат нас здесь, как пить дать, чувствую.

— А что думает капитан?

Мотор напряг нижнюю челюсть, клацнул зубами. Потом, опомнившись, забегал глазами. Не знал, можно ли Сагалу доверять.

— Капитан уверен, что они вернутся. Мне приказано поднять вас наверх.

— Тебе приказ не нравится.

— Я приказы не обсуждаю.

— Но ведь хотел обсудить. С полковником Громовым по спутниковому. А разве у военных разрешено — через голову командира прыгать?

Мотор вдруг уменьшился, словно кончилось действие заклинания, превратившего крысу в кучера. Спину прогнул груз вины.

— Я не уверен, что Громов в курсе того, что здесь происходит. Татар… он, то есть капитан Погребной, много что говорит, но я ему не доверяю.

— Думаешь, он соврал про военное положение?

Мотор в ужасе огляделся — нет ли кого рядом. Проверил рацию — вдруг включена. Для верности повернул выключатель. Сломал.

— Да чтоб тебя! — он снял с плеча автомат, вдруг ставший тяжелее чугунной болванки, и опустил прикладом в снег. Набрав воздуха в грудь, выдохнул накопившуюся усталость.

— Артист рассказывал, в Чечне они как-то разведгруппой засели у села. Приказ был: разведать, есть ли там боевики, оценить численность и отойти. Татар нарушил приказ, решил захватить главаря — тот много наших положил. Они кинули дымовуху в дом. Татар самолично прошил очередью по пояс. Главарю внутри бедро пробили. В доме еще жена его была и сын, те на пол легли, там их по головам и взяло. Капитан потом сказал, что на группу напали, и они действовали по ситуации. Артист и остальные подтвердили. Своих не сдают, да и женщину ту с ребенком не вернешь. Так и молчали все.

— Но тебе рассказали.

— Артист за водкой и не такое расскажет.

— Представь, что бы он рассказал за хорошим виски.

— Да пойми ты. Капитан своего добивается любой ценой. Вы, гражданские, что бы он там ни говорил, за его заскоки подыхать не должны.

— Тогда почему ты здесь? Лейтенант ждет в лагере спасательный катер. У них и связь с Громовым есть.

Мотор нервно усмехнулся.

— Я вторую ночь не сплю. Только адреналин кормит. А вдруг глюк? Показалось, надумал себе. Ладно если привлечет по статье, так скорее пулю в лоб всадит. Я один стариков своих содержу, пропадут без меня.

— Тогда у тебя только один выход, — Сагал указал взглядом на вершину.

Мотор дернул головой, смахнув с лица уныние. Закинул автомат на плечо, выпрямился струной.

— Пойду бензина в сарае солью. Скажи голубкам, пусть собираются. И да, о том, что я сказал, — забудь.

* * *

Туман рассеялся, подставив январскому солнцу такие разные вершины байкальского хребта: заостренные и пологие, заснеженные и голые — сочетание мощи и спокойствия, силы и красоты.