Досье "72" - Жан Коломбье Страница 56

Я больше уже не мог. Я вскоре закончил то, что по официальной терминологии называлось этапом № 1, что давало мне право уйти на пенсию. Впереди у меня было нечто лучшее, этап № 2, то есть семнадцать лет беззаботной жизни, которой все дожидались с нетерпением. Для меня пятьдесят пять лет наступили слишком рано, безделье кружило мне голову. Я с таким трудом сумел найти работу, что даже не представлял себе, что когда-нибудь ее брошу. Без особых усилий я добился продления трудовой деятельности и мог продолжать наблюдения за природой человека. Мне казалось, что развитие людей шло в ошибочном направлении. Но где было правильное направление? В течение многих лет я старался следовать желаниям моих клиентов — я чаще всего использовал термин «пациенты», поскольку он лучше всего отражал волнения, которые испытывали большинство Кандидатов, — там не было ни романтизма, ни великодушия. Мелани считала это нормальным. По крайней мере, неизбежным:

— Оглянись вокруг, посмотри на поведение людей, когда они приближаются к семидесяти двум или семидесяти пяти годам и видят приближение развязки. В начале своего пенсионного возраста они используют свое свободное время, свою активность для того, чтобы участвовать в жизни общества, чтобы позаботиться о своих близких. Но по мере того, как приближается их час, они начинают замыкаться в себе. Чем старше они становятся, тем больше интересуются собой, тем сильнее чувствуют потребность «воспользоваться этим», воспользоваться последними годами жизни, чтобы предаться любым излишествам. Стараясь наверстать упущенное, они идут на все, а чувство безнаказанности придает им смелости. Им больше нечего терять, и они курят, едят, нет, извини, жрут, пьют. Они подбирают крохи собственной жизни. Рекламщики правы: их излюбленная цель — это те, кого смело называют «новые молодые», кто готов все испытать, все попробовать, а главное, способен за это заплатить. Поэтому в данных обстоятельствах, поварившись лет пять или больше в изобилии, в эгоизме, в попустительстве, как они могут накануне смерти вновь обратиться к ценностям, которые их научили презирать? Даже женщины, мне тяжело об этом говорить, но надо смотреть фактам в лицо, даже женщины захвачены этой волной гедонизма. Куда мы катимся?!

Но вот уже четыре или пять лет как вдохновленные, безусловно, рекламными кампаниями, направленными на молодых стариков, и замороченные агентствами облегчения перехода бабушки, похоже, очнулись. Чувственная струна не исчезла, они все чаще хотели разделить свои последние радости со своими детьми, с мужьями, если те еще были живы, с друзьями. Но участились случаи вывихов в сторону альтруизма. Воспылав жаждой общения, эти дамы стали скатываться к гурманству, а потом к приключениям: полеты на монгольфьерах, подводное плавание, этап велогонки «Тур де Франс». А потом, как будто бы они все вертелись вокруг одного горшка, женщины стали позволять себе прихоти, требовавшие припудрить носик: вечер вдвоем с таким-то модным певцом, с таким-то актером, которого они любили всю свою жизнь. Это стоило им бешеных денег, но они не обращали внимания на расходы. Вначале мне было очень трудно выполнять такие просьбы: артистов мало вдохновляла мысль о том, чтобы появиться на публике со старушкой, и они выдвигали чрезмерные условия. К счастью, такому отношению положила конец одна телевизионная передача. Поняв, что публике великодушные жесты по душе, оценив, что тем самым они предстают в выгодном свете, всякого рода знаменитости вдруг оказались свободными и готовыми позволить дамам и даже мужчинам, как сказала одна певица, провести сказочный вечер.

Следующим этапом стали, как и ожидалось, пожелания, связанные с плотскими удовольствиями. В конце концов, даже и в пожилом возрасте женщина остается женщиной, почему она не могла испытывать желание, потребность погладить нежную кожу, почувствовать, как к ее груди устремляются нервные пальцы любовника? К этому состоянию души Мелани, поборов первое разочарование, сумела отнестись с пониманием. Да, конечно, это совершенно нормально, вы далеко не первая и не единственная. Поначалу это было катастрофой, потому что такие заказы загоняли нас в тупик. Пришлось срочно подружиться с агентством по поставке жиголо. Услуги их стоили дорого, все по первому классу и в различных вариантах. Пожилая женщина, пожилой мужчина, по одному, группой — только заказывай. И плати.

Мелани делала хорошую мину при плохой игре, она не отказывалась от своих прежних утверждений:

— Старики ищут удовольствия, старушки хотят немного любви. Есть разница!

Когда Кузен Макс вернулся во Францию, ему только что исполнилось семьдесят лет.

— Семьдесят лет, понимаешь! Заметь, я ждал худшего. Я в прекрасной форме. Не знаю, кому это могло прийти в голову, но приговаривать к смерти людей в возрасте семидесяти лет просто-напросто глупо!

Я снова увидел его таким, каким он был раньше, Африка явно пошла ему на пользу.

— Знаешь, я там видел удивительные вещи: деревни, где почитают стариков, где считают, что с возрастом приходит мудрость и доброта… Когда я решил рассказать им про наш опыт, они приняли меня за сумасшедшего, а потом долго смеялись, решив, что я пошутил. Я не стал продолжать. Какое-то время я подумывал принять камерунское гражданство, но потом отказался от этой идеи: во-первых, у меня нет детей, чтобы оказать мне помощь в старости, а потом, у меня все-таки есть гордость. Рабочий винтик машины «Семьдесят два» откатится в сторону, когда придет его очередь? Никогда в жизни, лучше умереть, если можно так выразиться. А тебе скоро будет шестьдесят, и это кажется мне странным! Расскажи немного о работе. Что они из себя представляют, что мы представляем из себя, когда приходит наш час? Я не ошибся, когда предсказал, что 75 % твоих заказов будут касаться секса? Попробую догадаться. Большинство просьб: ночь, по крайней мере вечер с красивой девушкой. Кое для кого свиданию предшествует хороший ужин. В отдельных случаях тебе приходилось исполнять желания амбициозных стариков: две девушки. Экзотика: африканки, азиатки. Для извращенцев, возможно, молодые девочки, девственницы. Несомненно, для любознательных мужчин. Ну, и кое-какие оригиналы для общего счета. Я прав? Да? Я был в этом уверен. А остальные 25 % случаев — коррида, спорт, путешествия, еда, все очень классическое… Было еще что-то?

— Ты почти все назвал. Но все же были интересные и волнительные эпизоды. И смешные тоже. Одна женщина хотела любой ценой собрать белые грибы, настоящие, там, где они растут! Мне повезло, был сентябрь, мы отправили ее в Ардеш к моему приятелю, она там их столько собрала, что у нее голова пошла кругом. Но вот спустя полгода приходит старичок и требует того же самого. Белые грибы в апреле! И он получил свое. Мой друг из Ардеша помог мне спасти лицо фирмы: он достал из морозильника несколько грибов и воткнул их в землю на пути старичка. Как тот был счастлив!

— А как живет Франция?

— Столь же хорошо, сколь и мирно. Смерть уже больше не удивляет людей, они знают свой срок. И имеют все возможности, чтобы к ней приготовиться, украсить ее тысячами изысков, организовать свой последний ужин, последнюю прогулку, написать последнее слово, то есть изменить эпитафию. А потом начинают ждать смерть со скукой на лице. Именно скуку я начинаю чувствовать вокруг себя все сильнее и сильнее. Не знаю почему. Что тебе еще рассказать, что-нибудь очень смешное или менее смешное? Что, по утверждению «Монд», есть лаборатории, где стариков оставляют в живых, восьмидесяти-, девяностолетних, чтобы изучать их поведение, их эволюцию в специфических условиях. Ходят даже слухи о вивисекции… Сейчас ведется расследование. Что добрые христиане изменили текст молитвы «Приветствую тебя, Мария». Кажется, первыми начали дети, которые развлекались тем, что заканчивали молитву словами «отныне и до семидесяти двух лет» вместо «отныне и до самой нашей смерти». Это было мило. Взрослые много спорили по этому вопросу, спор завершила Церковь, и теперь молитва заканчивается какофонией: до шестидесяти одного года, до двадцати четырех лет, до трех с половиной лет, до шести месяцев, ну, ты понимаешь, каждый называет срок, который ему остался для жизни. Что еще интересного? Ничего… Я тоже начинаю впадать в скуку, когда я перестану работать в агентстве, время покажется мне долгим.