Законы войны - Владимир Мельник Страница 56

Конец июля 2005 года. Жара и пыль, кровь и дым, крики раненых и умирающих, отборный мат в эфире и действительности. Воды не хватало, природа как будто решила нас заморить жарой. Техника не выдерживала и кипела. А люди, люди продолжали стоять и обороняться от насевшего врага. Температура воздуха подскакивала до + 36 в тени. На броне можно было жарить яичницу. Много бойцов из моей роты падало в обморок от перегрева. Да и самому было не особо хорошо, но нельзя показать это, потому что смотрели подчиненные.

Наши войска 10 июля оставили средний и частично внутренний обводы обороны, короче говоря бои шли уже на окраинах. Инкерман и Бартеньевку оставили полностью. В общем, разрозненные части 12-й механизированной дивизии, части внутренних войск и моряки оказывали ожесточенное сопротивление на Северной стороне, не давая себя отрезать от моря.

Особенно жестокие бои шли за Голландию, там держались остатки Спецкомендатуры охраны реактора, 41-го отдельного полка оперативного назначения внутренних войск, вновь сформированный 142-й отдельный батальон морской пехоты Черноморского флота и сводный полк морской пехоты, набранный из личного состава кораблей ЧФ и ВМС Украины. Там ведь был экспериментальный реактор, а его отдавать ни в коем случае нельзя. В развалинах дачного поселка стояла сгоревшая техника и наша, и пендосовская. В воздухе витал дух мертвечины от неприбранных трупов, которые на жаре быстро начинали разлагаться. Понеся ощутимые потери в технике и людях, амеры уже не штурмовали дома на подступах к ИР-100 (реактору). Юсовцев смогли остановить почти в полукилометре от объекта. Быстрым контрударом моряков их удалось отбросить за шоссе. А теперь работала авиация натовцев. Надо отдать должное — долбили почти «ювелирно», ни одного попадания на территорию реактора. По периметру забора голландского «камня преткновения» простирались траншеи и огневые позиции из фундаментных блоков. На дороге ведущей к шоссе догорал «Брэдли» и лежали трупы в камуфляжах. На контрольно-следовой полосе бывших российских складов лежал обгоревший корпус «Хьюи» — напоминание о неудавшемся захвате пендосовским спецназом ИР-100. Весь народ рассредоточился на время налета. Надо переждать, а уж потом вломить этим натовским уродам. Через двадцать минут огненный шквал затих также внезапно, как и начался. Неделю до этого, ночью, специальный караван брони вывез из объекта весь оставшийся уран и остальные радиоактивные штуки. Внизу, у причала бухты Голландия ждала чудом уцелевшая подводная лодка «Алроса». На нее перегрузили опасный груз в спецтаре и вывезли в Новороссийск.

Почти неделю вел бои окруженный сводный парашютно-десантный батальон 76-й Псковской дивизии ВДВ за дамбу Чернореченского водохранилища. Боеприпасы были на исходе, оставшиеся пятнадцать человек не ели уже три дня. Снабжение по воздуху прекратилось пять дней назад. Благо успели подготовить ко взрыву эту земляную перемычку, отделяющую водохранилище от Чернореченского каньона. Главная задача батальона была сковать как можно больше сил, держать дамбу до подхода основных ударных сил и в случае отступления или уничтожения рвануть дамбу. Контрнаступление захлебнулось в самом начале, а о десанте забыли. Патронов осталось по рожку на автомат. Капитан Усольцев закурил последнюю сигарету. Как все-таки символично: последний офицер батальона, последняя сигарета и… последний бой. А как все-таки жить хочется в свои двадцать восемь! Света, любимая жена, как жаль, что не успел увидеть сына Сережку! Ничего, главное, что есть продолжатель фамилии Усольцевых. Пацан вырастет и поймет своего отца. Ну не мог капитан поступить по другому. Не мог! Сдаться, чтобы сохранить жизнь?! Как неоднократно предлагали эти заокеанские ублюдки! Нет! У него на НП стояла взрыв-машинка, а от нее провода к зарядам в теле дамбы. Вы еще пожалеете, что сунулись сюда! Усольцев заметил наступающую пехоту турков. Быстро докурив сигарету, снял с предохранителя АКС и передернул затвор. Пока делать ему на энпэ нечего, можно еще хлопцам подсобить. Один за одним погибли последние защитники Чернореченского водохранилища. Капитан, дважды раненый в обе ноги, дополз до НП. Откинул уже ненужный автомат с пустым последним магазином. Дотянулся и взял в дрожащими руками взрывную машинку. Судорожно дыша, проверил крепление проводов. Все в порядке! Слабеющими руками провернул несколько раз ручку заводки. Уже были слышны гортанные выкрики турецких пехотинцев, которые лазили по траншеям и собирали «бакшиш», обыскивая трупы убитых десантников. «Что, суки, обрадовались?! Думаете, раз уже никто не стреляет, так значит можете спокойно по земле нашей ходить?! А вот х…й вам! Усольцев не позволит, хоть и сам умрет, но захватит вас, сволочей, с собой! На те вам!» — подумал капитан и слабеющими пальцами судорожно нажал кнопку подрыва. Серия взрывов и яростный гул известил всю округу о смерти последнего защитника водохранилища. Высвободившаяся вода с рокотом устремилась в Чернореченский каньон, сметая как спичечные коробки бронетехнику турок. Десятиметровый водяной вал покатился поизлучине реки Черная. Через двадцать минут волна накрыла поселок Черноречье и батальон американских морпехов, стоявший там на отдыхе. Далее водяная стена устремилась к Штурмовому. В потоке перемешались люди, машины, деревья и камни. Яростная стихия поглощала все на своем пути. Бешеный поток успокоился только когда соединился с водами Севастопольской бухты. Смыл железнодорожное полотно на станции Инкерман-2. На поверхности бухты плавали обезображенные трупы, бревна и всякий мусор. Наших войск там уже не было. Натовцы потеряли около шести сотен человек и кучу бронетехники.

Американцы повадились сбрасывать с самолетов что-то типа гуманитарной помощи: сначала разбрасывали листовки, потом игрушки для детей. Но эти «подарки дяди Сэма» юсовцы начиняли толом. Сколько жертв среди мирного населения! Я сам стал свидетелем того, как мальчик лет двенадцати поднял жестяную коробку из под печенья с земли, открыл и она рванула у него в руках. Помню, тогда подбежал к нему и поднял с земли. Мальчик оказался живым, но лучше бы погиб, потому что ему оторвало обе кисти рук и выбило оба глаза. Выхватил из нарукавного кармана ИПП и пытался его перевязать. А он только и лепетал: «Дяденька, у меня кисти болят и я ничего не вижу… Дяденька, что со мной? Я ничего не вижу, у меня ужасно жжет в глазах». А что я мог сказать этому пацану? Кое-как наложил жгуты из ремней на культяпки, перевязал, вколол промедол из аптечки и крикнул Герасимову, который подбежал после взрыва, чтобы открыл люк БТРа. А сам тем временем взял пацана на руки и понес в транспортер. Водителю приказал гнать до ближайшего медсанбата. Сдали пацана санитарам, у меня взяли данные и об обстоятельствах ранения мальчика. Мы еще посидели на броне, покурили и уехали.