Цифраторий - Степан Кайманов Страница 56

Митингующим на растерзание отдали место у южной стены, дорога к центральным воротам была свободной и чистой, однако орали годфаны и реалфаны без перерыва и не жалея собственных глоток, поэтому каскады их тупых лозунгов докатывались даже до посадочной площадки.

— Цифрорай — дорога в ад! Цифрорай — дорога в ад!

— Оцифровку к черту! Оцифровку к черту! Оцифровку к черту!

Илон лишь улыбнулся. С сочувствием, презрением и глубоким непониманием. Такие же глупые лалки, как и митфаны у Цитадели.

Митфаны… Слово, будто верно подобранный ключ, провернулось в замке сундука запертых воспоминаний. Увы, таких ключей набиралась уже целая связка — тяжелая, обжигающая холодным металлом связка.

Мэй… Скар… Митфаны… Капюшон… Андроиды… Инвиз…

События трехдневной давности никак не отпускали, вцепились мертвой хваткой, безжалостно грызли, впивались клыками, затаскивая в потемки мертвого города.

Илон вздохнул. Он и сам был хорош, то и дело воровато заглядывая в омут недавнего прошлого и ломая голову над причиной связи митфанов и Скара. Как оказалось, Капюшон тоже ничего толком не знал. Оставалось уповать лишь на то, что грандиозные планы Скара, что бы он там ни замышлял, окончательно разрушили пули, застрявшие у него в груди.

Перед глазами, словно голографическая проекция, проявился Капюшон, старательно, но не умеючи выскребающий армейским ножом корешок из затылка громилы Ронана. Микрочипы они сожгли, огарки закопали. Трупы решили не трогать, мертвецы без корешков все равно ничего не могли поведать. А пока их там найдут. Если найдут…

У ворот околачивались еще пятеро охранников, трое мужчин и две женщины. Одна из них, высокая, широкоплечая и грозная на вид, молча протянула ему тонкий, темный и пока не сомкнутый ошейник с красным мигающим огоньком. Илон посещал цифраторий впервые, но слышал о том, как радушно тут встречают гостей. Поэтому нисколько не удивился, когда на его шее щелкнул ободок, блокирующий корневой чип и вообще любой имплант, способный обмениваться инфой с внешним миром.

Ангелы у ворот были вооружены не только слиперами, но и эирганами. Илон зевнул, изучая внутренний двор. Прямо перед глазами — широкий рукав перехода, идущий от ворот к башне. Во внутреннем дворе четыре бело-золотистых аэрокара, сияющих на солнце. Слева и справа светлые и гладкие стены, толщине которых позавидовал бы любой банковский сейф. Под ногами поверхность цвета сливочного мороженого из твердого, но звонкого неизвестного материала.

Вдоль его тела вновь забегали сканеры, беспорядочно излучая ярко-зеленый и бледно-голубой свет, словно взбесившийся голограф.

— Идите за мной, — сказала женщина, протянувшая ему ошейник.

У нее были уродливо-узкие бедра и широченные плечи, из-под фуражки выбивались короткие каштановые волосы, а шла она немного неуклюже, словно несла на спине тяжкий груз. Позади, как и прежде, тащился еще один ангел — не тот, что раньше. Он буквально дышал в спину, обдавая Илона запахом сигаретного дыма.

Ма? Эй, Ма! Ты здесь? Очнись! — позвал он ее, решив проверить ошейник на прочность.

И предсказуемо ничего не услышал. Ни звука. Корешок не отзывался, будто его выдрали из башки. Ошейник подавил сигнал, запечатав Ма в глухую и беспросветную темницу — в маленький цифровой гроб. Илону опять подумалось о том, ощутила ли она что-либо, когда ей запретили болтать и глазеть чужими раскосыми глазами на белоснежный мир цифратория. Волнение? Страх? Может, злость?..

Вместе с охранниками он нырнул в широкий рукав — такой же скучно-белый внутри, как и снаружи. Они немного прошли по коридору, неторопливо и молча, словно на траурной церемонии. И остановились.

— Пройдите и ожидайте, — суровая женщина указал в сторону.

Перед Илоном отъехала дверца — искусно утопленная в стене, и потому почти незаметная с первого взгляда. На несколько секунд он очутился в сумраке, а когда вспыхнул яркий свет, заливший комнатушку размером чуть больше душевой кабинки, женский голос приказал:

— Раздевайтесь.

— Совсем?

— Совсем.

Из стенки напротив него с тихим шипением выскочил глубокий лоток.

— Свои вещи положите сюда.

Илон суетливо стянул кроссовки, джинсы, футболку, трусы и спешно бросил их на дно лотка, ожидая дальнейших указаний. Минуты три ничего не происходило. Он стоял посреди тесной комнаты, в полной тишине, пытался отогнать конфуз, прикрывая ладонями причинное место, и чувствовал, как его обволакивает яркий свет. Затем стена забрала вещи, забавно чавкнув напоследок, и подсунула новый лоток, где лежал аккуратно сложенный, но неприлично скудный гардероб.

Казалось, эту постыдную распашонку, едва достающую до колен, скроили из рулона туалетной бумаги. Она была невесомой, как перышко, почти прозрачной, и настолько хлипкой, что Илон боялся на нее даже дышать. С таким же успехом можно разгуливать по цифраторию голышом, подумал он, бережно и опасливо просовывая в нее голову — как бы не порвать.

Как только рубашонка неприятно и подозрительно зашуршала на теле, дверца отворилась, а в проеме возникла знакомая провожатая. И Илон понял, что все это время, пока он смущенно стоял здесь, в неглиже, как статуя Аполлона посреди галереи, за его скромной персоной наблюдали, наверняка изучая и разглядывая, словно пойманного редкого жука.

— Идемте.

В сопровождении двух поразительно молчаливых и хмурых ангелов Илон проделал весь оставшийся путь. Немного прокатился с ними на лифте, а затем еще немного поплутал лабиринтами цифратория, пока его не заперли в пустой просторной комнате с живописными голограммами кипящего водопада в меланхолично-осеннем лесу. У каменистого берега бурлила и пенилась вода, крупные брызги летели прямо в лицо, ветерок перебирал красно-желтые листья, заставляя каждое дерево играть медно-рыжим костром.

Мэй появилась прямо под водопадом, который слегка размывал ее проекцию. На ней было любимое короткое желтое платье с порхающими разноцветными бабочками и возбуждающе глубоким вырезом. У ее босых ног прыгали солнечные зайчики, а на непривычно длинных черных волосах вспыхивали искорки.

Она прошла по воде, остановилась на расстоянии вытянутой руки, улыбнулась, а потом вдруг рассмеялась.

— Видел бы ты себя сейчас!

От такого родного и теперь недоступного смеха у Илона сжалось сердце и перехватило дыхание. Проекция, бродящая по воде, была одета как Мэй, улыбалась и смеялась как Мэй и вообще вела себя в точности, как она.

Илон оцепенел. Ему казалось, что сам он обернулся невесомой проекцией, и знакомый звонкий смех пронизывает его насквозь, заставляя колебаться каждую точку, выжженную тонкими лучами голографа.

Он невольно потянулся к ней, охваченный желанием ощутить кончиками пальцев шелковистую кожу, и… тихо, по-щенячьи проскулил, когда зачерпнул ладонью лишь воздух, только пустоту.

Улыбка моментально слетела с пухлых губ Мэй, серьезное круглое лицо заслонила тень сочувствия. Она подняла руки и как будто попыталась его обнять. Илон закрыл глаза и представил, что тоже тонет в ее объятиях.