Бунтарь. За вольную волю! - Юрий Корчевский Страница 55

– У Верки, в третьем доме от угла, вино пьют и шумят, похоже, драка.

– Веди.

Выпивать людям не запретишь, нет такого закона, как и веселиться. А ежели мордобой, да с увечьями, – другое дело. Вмешивались, охаживали драчунов плётками или палками, дурь пьяную выбивали. Михаил стоял за жёсткие меры, распустился народ за смутные времена, ни к государю, ни к законам уважения нет. Русский человек только твёрдую руку признаёт. Многих от преступлений удерживают не моральные принципы и не десять библейских заповедей, а только страх наказания. По судебнику кара осуждённому суровая. Например, вору выжигают калёным клеймом на лбу букву «В» от слова «вор» и отрезают нос, чтобы окружающие видели, с кем имеют дело. А убийцу казнят простой казнью – повешением либо утоплением. За государственные преступления – измену или богохульство казнь уже квалифицированная – четвертование или посажение на кол, дабы помучился сутки-двое. Учитывая, что после смутных времён, когда были убиты многие дворяне, владевшие землями и дававшие работу селянам, или погибали купцы, владельцы мануфактур, мастерских, многие простолюдины потеряли работу и с ней средства к существованию. И выход оставался невелик, либо грабить тех, кто побогаче, либо искать работодателя.

Многие ступали на скользкую дорожку. Михаилу их было не жаль, не все же граждане взялись за кистень и разбойничать. Вот о ком печалился, так это о детях. Когда была возможность, всегда одарял медяками, чтобы хлебца купили. Однако всех не обогреешь и не накормишь. Детей, пойманных на кражах съестного, владельцы хлебных лавок били. Михаил, если видел, избиение прекращал, пекаря упрекал:

– Стереги пуще, а то сам рот разинул. Да и Господь велел делиться, милость проявлять.

Новая служба Михаилу по нраву пришлась. Всё же лучше, чем с поляками драться. Ляхов не любил – заносчивы, высокомерны, надменны, а смелы, ежели превосходство в силах имеют значительное. Да и кто врагов любит? А разбойники или тати те же враги, устои государства расшатывают. Если государь не может защитить мирян от злыдней, кто его любить-поклоняться будет? А цари-императоры-короли любви своих подданных хотят, потому Разбойные приказы или их аналоги во всех странах были и есть во все времена.

Забегая вперёд, князь Пожарский был во главе Разбойного приказа семь с лишним лет, причём не самых спокойных, и порядок в столице и окрестностях должный навёл. Конечно, искоренить преступность полностью не удавалось ни в одном государстве, но в Москве и по её периметру в других городах стало намного спокойнее.

Князь для Михаила как учитель был, старший товарищ. Не занудствовал поучительно, а советы дельные давал, а ещё пример подавал своей службой, направленной исключительно пользы для. Кто хотел – учился, как Михаил. Но дистанцию Дмитрий Михайлович соблюдал всегда. Михаилу иногда остро не хватало советов Авраамия Палицына, но он после смутных времён, в 1619 году, перебрался на Соловки, в монастырь, где взялся за писание труда об осаде Троицкого монастыря, а закончив фолиант, умер в 1626 году, оставив о себе добрую память потомков. Михаилу Аверкий Иванович был симпатичен, обладал мудростью, военным опытом, советы всегда давал дельные.

По мере службы уже полгода минуло, как Михаил в Разбойном приказе, опыт приобрёл, которым поделиться никто не мог, дело-то новое. Выводы для себя делал, улучшал порядок службы. Слова «патруль» тогда не было, называлось – дозоры или разъезды, если патруль на конях был. Для окраинных районов лучше конные подходили, для центра, в пределах Земляного города – пешие. На окраинах чаще пьяные потасовки, доходящие до убийств, а в центре грабежи. В центре больше людей зажиточных, не каждый мог купить дом или избу в пределах Белого города, а стало быть, и грабители там, где есть чем поживиться – деньгами, украшениями, шубами, не брезговали и добротной одеждой, а то и едой. Как удержаться от свиного окорока, если нога целиком в поварне подвешена, чай, деликатес, вкусняшка сытная. Правда, в богатых домах прислуга была из дюжих мужиков, а то и специально нанятые охранники.

Свою резиденцию или штаб-квартиру Михаил обустроил с разрешения Пожарского в пустовавшем доме напротив Разбойного приказа. Видимо, хозяева погибли в смутные времена, а голь перекатная заселяться самовольно у Разбойного приказа побоялась. Дом запущен, даже рам в окнах не было. Общими усилиями привели в порядок. На первом этаже караульное помещение, оружейная комната, дежурный, всё по образцу нынешней полиции Михаил сделал. А наверху кабинет для себя любимого и писарей. Без них невозможно, учёт жалованья, выдачи тканей для формы и прочее. Постепенно жители прознали, случись что, бежали сюда. Разбойный приказ и Пожарский занимались серьёзными преступлениями – казнокрадством, хулой на веру, изменой государству. И надо сказать – Разбойный приказ без дела не сидел. Дом приказа аборигены старались обходить стороной, потому как периодически из приказа доносились душераздирающие вопли пытуемых. Пытки были в порядке вещей, не каждый добровольно признавался в своих злодействах. Хотя Михаил считал, что под пытками люди могут не выдержать, оговорить себя, был противником жестоких мер.

В одну из ночей в дежурку ворвался мужик, по одежде – слуга, сразу закричал:

– Ратуйте, убивают!

– Успокойся, здесь тебя не убьют. Коротко и ясно – где и что случилось.

– На Моховой, в дом моего хозяина пробрались тати.

– Сколько числом?

– Не ведаю, четверых точно видел. Яшку, слугу, сразу пришибли, я в конюшне был, сюда побёг.

– Правильно сделал. Караул, подъём! На коней!

Сам на коня вскочил, мужика усадил вместе с ратником, за ним пристроив.

– Давай вперёд, показывай дорогу.

Цокот кованых подков по брусчатке или дубовым плашкам раздавался в ночном городе далеко. Как въехали на Моховую, Михаил руку поднял, давая знак остановиться.

– Спешиться всем. Ты – охранять лошадей. Остальные – за мной. Тебя как звать-то? – обратился он к мужику.

– Онуфрий.

– Веди, только тихо.

Михаил хотел схватить татей, чтобы ни один не ушёл. Первоначально так бывало несколько раз. Подъедут на конях, а разбойники, заслышав конский топот, разбегаются. Через забор перелезут и к соседям, а от них на соседнюю улицу. Обидно бывает. Михаил неудачный опыт учёл, неудачи – лучший учитель.

Калитка во двор открыта, мужик во двор завёл.

– Хозяева дома были? – тихо спросил Михаил.

– Дома. Где им быть ночью.

– Где спальня?

– На втором этаже.

– Ты и ты – на задний двор, а ты охранять калитку. Чтобы ни одна тварь не ускользнула. Не сдадутся – руби! За мной! – отдал распоряжение Михаил.

Сам пистолет в руку взял, курок взвёл. В комнатах почти темно, только скудный свет от лампадок перед иконами в красном углу. На первом этаже тихо, а со второго этажа шум.

– Оставаться здесь, – ткнул пальцем в грудь ратнику Михаил.

А сам с тремя воинами по лестнице подниматься стал. Хозяин из рачительных, ни одна ступенька не скрипнула. Поднялись в коридор. Шум и приглушённые звуки ударов из-за левой двери доносятся. Поторопился он, не узнал от слуги, с какой стороны спальня.