Письмо Потомкам - Алессандра Матрисс Страница 55

Сквозь прозрачные цветные стекла я наблюдала смерть. Небольшое подобие Африканской резни.

Двадцать или даже больше, я не считала, обнаженных людей… Они стояли ровной линией, ко мне спиной, уродливые старые люди. Они были размыты, но я знала – это вельможи двора Императора. И один за другим они подходили к кремационной шахте и прыгали вниз с криками, которых я не слышала. Но знала об этом.

– Они предали меня. – Начал было он, но я закричала:

– Всего лишь глаза, Цахес! Всего глаза и ты уже… Они просто испугались!

– Ты слишком человечна, дорогая. Они предали меня не с приходом Нового Императора, они и их предки предали меня уже давно. Я думал, что всё хорошо, что я сам себе хозяин. А оказалось, я всего лишь их марионетка.

Он присел на кресло, отхлебнул чай и замер. Слова давались ему нелегко.

Марионетка?

– Они чистили моё сознание каждый раз, хотя сами поклялись лелеять его драгоценность и монолитность. Даже самые близкие люди меняли мои воспоминания, как хотели. Мое бессмертие было заключено в резервной памяти, на которую я возложил множество паролей и ключей. Сейчас она во мне. – Он с ненавистью ещё раз посмотрела за окно, где вершился суд. – Какой из меня был Император, если я всего лишь кусок мозаики?

– Уильям… – Я прижала его к себе, как ребенка. Теперь я до конца поняла всё твое состояние, всю твою боль. А ведь всё не верила в твою благодарность. Как такой циничный человек может мне быть благодарен?

– Я вспомнил тебя еще ребенком, когда ты приходила к моему отцу. Он всё говорил, что создал сам величайшее зло этого мира. Что ты мерзкая… Как бы он теперь смотрел на тебя, какими глазами?

– Никак. Плюнул под ноги и всё. Он злился, когда мы часто с тобой играли в саду. Тебе было тогда лет семь. Но потом всё изменилось… – Я выдержала паузу. – Ты сам стал копией отца.

– Ульяна, наверное, я сейчас так пал в твоих глазах? Ною, не переставая.

Я погладила его по волосам, распуская пряди. Посмотрела на него, как смотрят матери.

– Нет, Уильям, что ты… Просто и мы, выкидыши, не лишены сентиментальности. С каждым годом воспоминания всё острее и чётче. Отсеивается лишнее, остается одна лишь боль. Мы…

Но я не договорила – постучались в стену. Резное монолитное дерево распахнулось двумя створками, и в проеме возник незнакомый мне человек. Это был миловидный светловолосый юноша, одетый во дворцовую униформу. Он вежливо поклонился мне и сказал то, от чего мое сердце разбилось надвое.

– Пьедестал готов. – И встал в сторону, ожидая моего выхода. Да, всё готово… Исход я решила провести сегодня же, не выжидая назначенного времени.

Сжав руки в кулаки, я посмотрела на Императора.

– Ты сейчас похожа на школьницу, которая несет домой дневник с двойками. – Улыбнулся натянуто он в ответ, но в глазах я читала одно.

Ненависть и жалость.

– Я сама себя ненавижу в такие моменты, можешь не стараться. – Поклонилась ему я и направилась вслед за придворным.

Он вел меня тайными коридорами, освещенные розоватым светом. Каждый шаг отзывался ударом, каждый вздох был тяжел для меня. С каждой минутой я приближалась к неизбежному. Древние камни словно кричали, плевались и осыпали проклятиями.

Это шизофрения, детка…

Я в ужасе остановилась на мгновение возле одного из многочисленных зеркал. Из его глубины на меня смотрела первозданная Ульяна, какой я уже давно не была.

И не стану.

Под её глазами сеточка морщин, во рту пара пломб… Помню, как боялась идти к стоматологу. Небольшой шрам на лбу. Легкое покраснение кожи, царапины от детских ручек.

…Ты скучаешь по мне?

Как же не скучать? Я буквально стремлюсь к тебе… Бегу, а ты стоишь на месте. И тебя даже так не догнать.

А на самом деле ты бежишь от меня….Ты снова собралась устроить жатву?

Не надоело ещё?

Я пытаюсь улыбнуться и отмахнуться от неё, но не могу. Да, снова я направляюсь в назначенное договором место, чтобы сотворить ЭТО. Пьедестал, построенный Империей, сверкает и манит меня. Только с него по договору я могу вершить судьбы мира. Он – символ мира между людьми и мной.

…А ты не человек разве?

Я? Ты смеешься? Я теперь неизвестное науке существо, падшее в глазах каждого. Мною пугают детей, меня боятся только потому, что я -сильнее. Если бы не это, меня бы давно сожгли на костре.

Да что ты меня лечишь?

Ульяна в отражении смеётся, пугая моего провожатого. Он оборачивается ко мне, но видит лишь, как я меняю цвет. И больше ничего. Всё остальное – моё личное безумие.

Глаза из голубых стали пронзительно-черными, на бледной коже выступили чёрными узорами вирусные клетки. Губы посинели и стали угольными, прикрывая неровные клыки. Одеяния спали на пол, на каменные и слегка сыроватые плиты. Я сделала шаг и посмотрела на себя в зеркало.

Разве я могу быть другой? Я тону в своих глазах, чёрных без белка. Разрез их стал больше, Ульяна в глубине зеркала ещё раз появилась, глядя на меня, как икона. Всё так же, как и всегда, жалеет меня нынешнюю. А потом я разбила зеркало со злости, осыпав себя рваным стеклом, и осела на пол.

– Вам тяжело? – смотрел на меня мой провожатый, наблюдая, как черная кровь сочится из ран на порезанной руке. Не долетая до пола, кровь тягучей струей вернулась в поврежденное тело и рана тут же закрылась…

– Ничего, мне не привыкать. Веди меня дальше… И да, вы позаботились об убежище?

Он кивнул, помогая мне встать с плит.

– Как вы и просили, это полный резервуар очищенной воды. Её ничем не окрасили и не ароматизировали.

– А кислородом насытили? – пробормотала я, из последних сил сдерживая слезы. Если бы я была прежней, у меня давно покраснели веки и нос.

– Вам хватит его на две недели. Если что, мы следим за балансом и вовремя добавим.

Я поджала губы, глядя в разбитое зеркало. Но, как ни пыталась придать лицу более человеческое выражение, ничего не выходило. На меня смотрела всё то же чудовище в разломе стекла, мигая черными глазами. Тогда я просто отвернулась и продолжила путь без слов.

– Скажите, – несмело начал юноша через некоторое время, остановившись. – А я выживу?

Я посмотрела в его пронзительно зеленые глаза и вежливо поклонилась:

– Твой отец слишком хорошо воспитал тебя, Юлиан. Действительно хорошо, что я не могу не похвалить вас.

Сын Цахеса встрепенулся, в глазах появилась боязнь.

– Ты и знать не знаешь толком, кто я и что из себя представляю. С того самого момента, как я увидела тебя, я знала о тебе всё. Но… Это ваша с отцом тайна, мне она ни к чему. – Успокоила его я. – Никто не узнает твое происхождение, мой друг.