Одиночка - Крис Мориарти Страница 55

Идеальные передние зубы закусили совершенную по форме нижнюю губу. Совершенные по форме кисти сплетались пальцами, как два любовника.

– Кто убил ее? – прошептала Белла.

– Кто сказал вам, что Шарифи убили?

– Разве это важно? Ведь каждый знает… Прекрасные глаза странного неестественного темно-лилового цвета сверлили Ли.

– А что еще знает каждый?

– Я… я не со многими говорю. Только с Хаасом. Голос Беллы был на удивление низким, она говорила с акцентом, иногда запинаясь в поисках подходящего слова. Когда она произносила имя Хааса, ее голос зазвучал еще ниже.

– Я не знаю, кто убил ее, – сказала Ли. – Именно для этого я – здесь. Чтобы найти ответы.

Белла наклонилась вперед, и Ли услышала, как ненадолго прервалось ее дыхание.

– А когда вы найдете их? Что тогда?

Ли пожала плечами.

– Плохих парней накажут.

– Независимо от того, кто они?

– Независимо от того, кто они.

После этого уже не о чем было разговаривать. Белла сидела словно каменная. Казалось, она готова сидеть так вечно. И уж совершенно точно до прихода Хааса.

– У вас есть фамилия? – спросила Ли просто для того, чтобы сказать что-нибудь.

– Просто Белла, – ответила ведьма.

Она произнесла свое имя, как название на этикетке, ничего не имеющее общего с ней.

– У вас контракт с АМК, правда?

Рот Беллы стал напряженным.

– С Синдикатом Мотаи. АМК – вторичный держатель контракта.

– Извините, – сказала Ли. – Я ничего не знаю о… как все это организовано. Возможно, я сказала что-то очень глупое.

Она подняла глаза и обнаружила, что Белла пристально смотрит на нее.

– Что? – спросила она.

Белла прижала руку к жилке, пульсировавшей у основания ее шеи, жестом, который Ли узнала сразу же по вызвавшему смутное беспокойство проявлению дежа вю. Это был прием проверки работы биосистемы, которым пользовались солдаты Синдикатов.

– . Ничего, – ответила Белла, уронив руку себе на колени. – Вы просто… напомнили мне кое-кого.

– Кого? – спросила Ли, хотя прекрасно знала ответ.

Белла улыбнулась.

– Вы хорошо знали Шарифи? Она рассказывала вам о своей работе?

– Не очень. – Белла нервно потерла покраснение за ухом, быстро убрав руку, как ребенок, сковырнувший болячку. – Извините, – сказала она. – Но я действительно ничего не знаю.

– Я уверена, что вы знаете больше, чем вам кажется. Просто нужно все вспомнить и сопоставить. Расскажите, что вы помните о пожаре. Может быть, мне удастся что-нибудь связать.

– Не могу вам сказать. Я не помню.

– Просто начните сначала и рассказывайте все, о чем помните.

– Но я все вам рассказала. Больше нечего рассказывать. Я ничего не помню.

И она принялась плакать.

Она плакала, не издавая звуков, слезы катились по щекам, как капли дождя по вырезанному из камня лицу статуи. Ли поставила локти на колени и смотрела, чувствуя себя неловко и неуютно. Она никогда не видела, чтобы взрослая женщина так плакала. Казалось, что внутри нее что-то раскрылось, освободив ее от странного чувства стыда, заставляющего плачущих закрывать свои лица. Или, может быть, у нее никогда и не было этого чувства?

Ли прокашлялась.

– А что было до того, как вы спустились на планету? Или во время спуска? Вы, наверное, спускались на челноке? Может быть, говорили о чем-то по пути? О чем?

– Нет, – ответила Белла. – Я уже сказала. Ничего не помню.

Она встала так неожиданно, даже не закончив фразу, что столкнула чашку с кофе со стола.

Ли поймала ее, не раздумывая. Рука оказалась под ней как раз вовремя. Ложка упала на пол. Блюдце приземлилось на ладонь. Чашка немного подребезжала и замерла в вертикальном положении. Ни капли не пролилось. Ли поставила чашку на стол и наклонилась, чтобы поднять ложку.

Когда она подняла глаза, Белла в упор смотрела на нее, открыв рот от удивления.

– Как вы ее поймали? – прошептала она.

Ли вытянула руку и показала сеть волокон под кожей.

Белла смотрела так, словно никогда не видела внутреннего оборудования. На ее лице появилось выражение удивления, смешанного с отвращением, какое бывает у тех, кто смотрит на цирковых уродцев.

– Что… как это засунули в вас?

– Вирусная хирургия.

– Как у Войта, – сказала она и вздрогнула всем своим стройным телом, произнося имя погибшего, – В Синдикатах вы были бы монстром.

– Хорошо, что мы не в Синдикатах.

Белла подняла руку и дотронулась до контакта в голове.

– Даже это… отклонение от нормы.

– Да, если хочешь работать на планетах ООН, нужно иметь доступ в спин-поток. Иначе – никакого бизнеса. Так нам легче общаться между собой.

– Общаться…

Было ясно, что она никогда не думала о значении этого слова, находясь внутри потока.

– В яслях нас было две тысячи. Я никогда не смотрелась в зеркало, поскольку такое же лицо было у всех в группе. Я никогда не задумывалась над тем, кем я была, поскольку, чтобы понять это, мне стоило всего лишь оглянуться вокруг. Я никогда не думала об одиночестве, поскольку знала, что оно невозможно. А теперь я здесь. Я ничего и никого не понимаю. Я наблюдаю, как они разговаривают со мной, говорят вокруг меня. Я – отклонение от нормы. И нет никакого выхода.

– Выход есть всегда, – сказала Ли.

– Не для меня. Даже в палате эвтаназии. Я думала, что у меня… все нормально. До того, как повстречалась с Ханной. Но когда я встречаю кого-нибудь, подобного ей, подобного вам… – Она вытерла лицо, смахнув густые черные волосы со лба. – Мне трудно удержаться, чтобы не поговорить с вами, чтобы хоть на минуту не чувствовать себя одинокой. А тут вы показываете мне… это. И я не знаю, что думать.

– Шарифи была воспитана людьми, – сказала Ли. – Как и я.

Впервые за пятнадцать лет она почти призналась в том, что не была рождена естественным путем.

– А есть ли в этом большая разница?

– Думаю, есть.

Белла вытерла глаза и снова заговорила.

– Я помню день перед пожаром. Я работала с Ха… с Шарифи. Мы договаривались о том, чтобы спуститься на следующий день, но конкретно ничего не решили. Ничего определенного. А следующее, что я помню, – это пробуждение в шахте после пожара.

Ее рука снова потянулась к шее, и Ли заметила, как вена, словно птичка в силках, пульсировала под ее пальцами.