В бездне времен. Игра на опережение - Алексей Рюриков Страница 55

– Указ я помню, – перебил его Николай Степанович. – Чем кончилось?

– Прямых улик против него у следствия и в тот раз не было, да и молодой совсем. Провели через переписку, по агитации. Потом Григулявичусу и некоему Пумпутису Особое Совещание определило надзор на два года по месту проживания, а остальных вообще отпустили.

Выйдя на свободу, по имеющимся у нас данным, Пумпутис завязал, а Григулявичус вернулся к подпольщикам. Выпускал листовки на литовском наречии, пропагандировал в меру сил, возил литературу, будто бы и оружие иной раз. По убийству материал прочел?

– Угу.

– Тогда практически все. Ушел за кордон, сейчас вроде во Франции. Больше тебе в пятом расскажут или в разведке, они занимаются.

– Негусто в деле, – заметил полковник. – Что, совсем на этого Юзика ничего не сыскали? Пальцы, свидетели, косвенные какие-то?

– Так сколько времени прошло, пока труп нашли, помнишь? – огрызнулся розыскник. – Что уж смогли. Откуда там пальцы, ну сам рассуди? Прут, которым Никишова ударили, в луже лежал, нож – Плаксина, даже если это наш мальчик резал, все одно потом хозяину финку вернул. С одежды снять наука криминалистика не дошла еще. Свидетель только полковник Гриднин. Косвенный, вот совсем как ты просишь. Будь Юзик боевик, мы бы больше знали. А тут парень крученый, но пропагандист ведь. В газету их писал, на кружках выступал, ну курьер еще. Мое впечатление – случай это. Никишов его допрашивал в тридцать первом, видать, встретились ненароком на улице, ну и… вроде как отомстил.

– Ты Павла Полуэктовича знал? – чуть поразмыслив, спросил Гумилев.

– Нет.

– А я знал. Он человек глубокомысленный был, философского даже склада. Бить сапогами не его стиль, он на допросах психологией брал. Часами, бывало, сидел с подследственным, за жизнь разговаривал. Не зря последние годы с агентурой работал.

– Ну и что? Думаешь, если у Юзика без битья обошлось, он жандармов возлюбил? Наоборот, еще, может, и досаднее. Да и со шпаной шел, могли те настропалить.

– Может, и так. А когда его к нам доставляли, в день убийства. Там что?

– Да ничего. Бахметьев опрашивал, из третьего. Молодой, только из кавалерии перевелся, ты его не знаешь, скорее всего. Там ведь как? Сообщение прошло, что подпольные соци причастны, сразу облаву сделали. Натащили всех, кто по картотеке проходил, ну и трясли. Нашего хлопца к вечеру привезли, ночью выдернули. Я с Бахметьевым разговаривал, объясняет, что ничего особенного не заметил. Показал тот Юзик, что в столице учиться хочет, как надзор снимут. Дескать, дома все знают, что поднадзорный, потому все одно никуда не возьмут. Все стыкуется, билет с поезда он при себе хранил, ему же отмечаться по возвращении. Вот и считай: явно залетный, перспектива причастности невеликая, здешних, питерских, поинтереснее хватало. Бахметьев еще покрутил его сколько-то, пару раз, говорит, по шее съездил – нуль. Сунул в камеру, утром выпихнули с предписанием уматывать к черту.

– Вот он к черту и умотал.

– Кто ж знать мог?

– Никто, – согласился полковник и поднялся: – Ладно, Володь, не знаешь ты ничего путного. Пойду я в разведку…

– Не заблудись, главное, – напутствовал добрая душа Сиволапов. – Целый ведь этаж топать.

* * *

Выйдя от старого приятеля, Николай Степанович направился, однако, не в Разведчасть, а к Гриднину, рассудив, что общаться с соседями, владея полной информацией, выйдет полезнее.

Встретил его седой полковник у двери, пожав руку, проводил к столу, вытащив из стоявшего у стены сейфа две огромные папки, тут же перешел к делу:

– С Сиволаповым разговаривали?

– Да, материалы изучил.

– Славно, тогда по Григулявичусу вы все знаете, – улыбнулся Николай Ильич. – Всплыл наш мальчик в ноябре во Франции. В окружении Савинкова, лично с ним конспиративно встречался. А потом снова исчезнул.

– А сейчас? – осведомился Гумилев у улыбчивого коллеги.

– Так пропал же, – добродушно хмыкнул тот. – Местонахождение неизвестно. Вам и предстоит выяснить, как я понимаю.

«Вот чего он такой веселый, – понял контрразведчик. – Потеряли мальчишку, а Савинков, похоже, этого Юзика к делу пристроил. Оттого тот и залег не пойми где и всплыть может в момент самый неподходящий. Понятно теперь, чего и разведка такая любезная, упустили, пусть Гумилев старается, ловит…»

Предположение оправдалось тут же – в прочитанных документах, кроме упоминаний о встрече с Савинковым, ничего полезного про Григулявичуса не нашлось. Вторая папка вышла немногим интереснее, сообщение некоего агента о предполагаемом покушении, другого о появлении в Париже что-то затевающего Инженера и… и, пожалуй, толком все. Остальное следовало выяснять самому.

– А еще что о покушении есть? – грустно спросил Николай Степанович.

– Немного. – Улыбка с лица Гриднина пропала, и полковник заговорил деловым тоном: – Есть информация, что в группу террористов вошел искомый Григулявичус. Связан прямо с Мельниковым, действуют в полной автономии от остальных, даже от Боевой группы. Найдете его – выйдете на террористов. Ну и наоборот, разумеется. Если выйдет убедить в опасности экса французов, а я думаю, выйдет – шпионаж шпионажем, дело обыденное, а теракт-то против их премьера, то их агенты для нас и Юзика выловят. Главное, брать его как-то вам самому исхитриться надо. Обязательно нужно узнать, куда он никишовскую бумагу дел, и чтобы французы того не узнали.

– О бумаге, – напомнил Гумилев. – Содержание ее, я так понял…

– Содержание самое прозаическое, – перебил его собеседник. – Распоряжение чисто организационного плана. На документе гриф «Строго секретно. Хранить на правах шифра. Снятие копий воспрещается».

«Ни черта себе «прозаическое», – присвистнул про себя Николай Степанович. – Впрочем, дело, скорее всего в одной строчке или слове из текста, остальное и впрямь канцелярские фразы».

* * *

Этажом выше, в Разведчасти, Гумилева встретили у дверей. Несмотря на то что размещались департаменты в одном, специально выстроенном лет десять назад здании, вернее, комплексе зданий, соединенных переходами, у разведчиков при входе стояла собственная охрана, и попасть к ним без уведомления и повторной проверки документов возможности не имелось. Подчеркнуто предупредительный, но при том строгого вида подпоручик, внимательно изучив удостоверение, проводил в один из кабинетов без табличек и номеров. Там поэта уже ждали.

Получив, как и было обещано генералом, место встречи и пароль к связному от нелегальной резидентуры, несколько советов по ситуации во Франции и заверения в любой необходимой помощи, он сухо спросил:

– Филеры готовы?

– А как же? – всплеснул руками хозяин кабинета полковник Синицын. – Двух человек с вами отправляю, Николай Степанович. Зеленые еще, правда, зато оба французским владеют. Не детективы из «Бинт и Самбэн», но и не ваньки деревенские, выделяться не будут.