Опустошение Баала - Гай Хейли Страница 55

— Ты уступил мне командование, — напомнил Данте. — Если ты хотя бы попробуешь убрать воинов из базилики, я убью тебя сам. Неужели ты, правда, желаешь погрузить наше братство в войну, когда Великий Пожиратель на пороге? Прояви жалость к своим людям. Они по-прежнему твои братья.

Герон зарычал. Сангвинарная гвардия Данте сдвинулась, становясь между двумя магистрами. Герон хотел шагнуть вперед, но его собственный Сангвинарныи Жрец подошел к нему и крепко взял за локогь.

— Это противоречит нашим убеждениям, брат мой, — негромко, но с силой произнес он, — только сейчас — не время.

Герон наградил Данте взглядом, полным чистой ярости.

— Ничего иного я и не мог ожидать от тебя, Данте, который открыто договаривается с Рыцарями Крови и награждает доверием Габриэля Сета. Ты готов встать плечом к плечу с принявшими в себе ярость.

Он сплюнул на пол. Мрамор зашипел под кислотной слюной.

— Ты будешь повиноваться мне, — сказал Данте. — Отойди.

— Во имя чести я покорюсь, как и обещал во время голосования, — сказал Герон. Он указал на Данте. — Но я не забуду этого оскорбления.

Сангвинарный жрец Герона отвел его в сторону.

— Откройте мне, наконец! — громогласно приказал Сефаран.

Высокие створки ворот базилики Сангвинарум со скрипом отворились, выпуская наружу полную мощь воплей проклятых. В собор все еще приводили космодесантников из многих орденов, когда Данте вошел туда. Некоторые являлись в странном отрешенном спокойствии, других приносили без сознания. Иных же приходилось удерживать силой.

— Это все? — спросил Данте Ордамаила.

— Морипатрис продолжается, господин мой, но новых случаев ярости становится все меньше. Здесь собрана большая часть.

Пробуждение узников Башни Амарео неизменно предвещало крупные битвы. По правде говоря, Данте ужасало, что столь низко павшие существа могут так приблизиться к Сангвинию, но гиперактивное геносемя делало их шестое чувство острее, чем у любого библиария, и их ярость всегда разгоралась первой. Когда война расправляла алые крылья, узники Амарео становились ее гонцами.

Если они пробуждались и требовали, беснуясь, живой плоти, Кровавые Ангелы знали — следует ожидать собственных видений. Они готовились к этому как только могли, укрепляя дух для ритуала Морипатрис, ибо память Сангвиния оживала во всей силе, когда звучал зов узников Амарео. Неизбежно в такие времена теряли кого-то, поддавшегося Черной Ярости.

Но на этот раз пали не несколько братьев. Даже не дюжины, как случалось в худшие кризисы. Их оказались сотни, слишком много, чтобы сдержать в часовнях, предназначенных для благословения проклятых.

Собор наполнился пострадавшими воинами. Выходцы из разных братств, в своей прижизненной смерти они обрели общий ад. Их броню выкрасили в черный и отметили красными косыми крестами, и лишь знаки орденов говорили об их происхождении. Это скорбное единство ярче всего показывало масштабы проклятия.

Проклятые вели себя согласно характерам. Некоторые боролись слишком яростно, не позволив облачить себя в броню, и преклоняли колени нагими на каменном полу. Другие глубоко погрузились в транс или молитву. Спокойные, но властные слова двух дюжин капелланов утихомиривали прочих. Многие не пребывали в одном состоянии, но меняли поведение, когда их самоконтроль то слабел, то вновь возвращался; в итоге больше половины пришлось заковать в тяжелые цепи на запястьях, щиколотках и шеях.

Данте занял свое место в центре базилики, под статуей Сангвиния. Ордамаил начал проповедь, как только добрался до собственной позиции. Этот ритуал содержал мало церемоний. Сама суть собравшихся требовала провести его быстро.

— Да не оставит Сангвинии вас теперь, когда вы вступаете в последнее жизненное испытание, произнес капеллан. — Пусть Император использует ваши руки, пока они еще сильны. Дайте ярости пылать в вас, когда станете сражаться в последний раз.

Ордамаил начал громко нараспев молиться. Успокаивающая музыка смягчала атмосферу, заглушая мысли о крови и принося вместо них задумчивую печаль. Постепенно разросшаяся Рота Смерти затихла — слова активировали глубоко скрытые шаблоны гипноиндоктринации. Они воздействовали мощно, но не долго. Слуги разных орденов вышли из укрытия в боковом нефе собора и быстро обошли проклятых, прикрепляя ленты смерти к свежеперекрашенной броне.

— Во имя человечества вам предстоит пройти по темной дороге искупления, — продолжал Ордамаил. — И когда враги побегут пред лицом вашего праведного гнева, да обретете вы покой в смерти.

Даже самые яростные из боевых братьев сейчас затихли, позволяя приблизиться к ним почти без риска. Тренированные руки сняли цепи, быстро исполняя ритуалы облачения в броню, пока Роту Смерти убаюкивала Литания Рока.

— По вашим деяниям да узнают вас. Из вашей ярости да породите вы ваши подвиги.

Другие капелланы тоже шептали молитвы. Ордамаил не был самым старшим по рангу в воинстве; только на Баале сейчас нашлось бы не меньше дюжины реклюзиархов, но прочие подчинились ему как Патернис Сангвис, хранителю Башни Амарео из Кровавых Ангелов. Его титул значил немало.

Рабы и слуги разошлись так же быстро, как и показались из укрытий. Капелланы принялись поднимать подопечны, отсоединяя их цепи от пола и помогая встать.

— В крови пребудет жизнь, — добрался до последних стро Ордамаил. — В жизни пребудет жажда крови. В смерти же — жажда умрет. Да не оставит Сангвиний нас, как пребывает он с вами.

Слова молитвы различались среди орденов. Смысл и значение не менялись.

На помощь капелланам пришли специально оборудованные сервиторы — достаточно — достаточно сильные и способные удержать проклятых, если те вдруг впадут в буйство, и не слишком ценные, чтобы пожертвовать ими в случае неудачи.

Ордамаил жестом подозвал соратников. В дальней части собора открылись три двери Врат Ярости: за ними ожидали вместительные клетки-подъемники, готовые доставить проклятых в покои Подземелий Амарео, где они останутся, пока в них не возникнет нужда.

Данте склонил голову в знак уважения, когда они проходили мимо. Пока капелланы сумели усмирить проклятых, хотя они уже вновь начинали беспокоиться. Данте представил на мгновение, что мог бы сделать Лемартес с таким войском, но Лемартес остался на Диаморе, во многих световых годах отсюда.

Последних из проклятых завели в подъемники, а их цепи надежно прикрепили к стенам. Наиболее агрессивные уже начинали выходить из транса, выкрикивая душераздирающие слова, произнесенные впервые десять тысяч лет назад и повторенные с тех пор множество раз.

— Почему? — настойчиво требовал ответа один из них. — За что ты предал нас, Хорус?

Врата захлопнулись, заглушая вопрос. Ответа на него никогда не было.