Тьма и пламя. На бескрайней земле - Степан Кайманов Страница 55

– Я согласен, – со вздохом произнес Габриэль, делая вид, что решение далось ему тяжело. – Но у меня есть одно условие.

– Какое?

– Ты ответишь на мои вопросы и расскажешь о себе. Обещаю, они не будут касаться причины, по которой ты хочешь попасть в Бэй-Цэнг. – Габриэль подкормил костер, в воздух брызнули искры. – И тогда я пойду вместе с тобой куда угодно, – сказал он так, будто Элизабет зависела от него, а не наоборот.

– Например?

– Что – «например»? – не понял мэйт.

– Вопрос.

– Например, – Габриэль усмехнулся, – почему твоего спирфлама зовут Янтарь?

Элизабет улыбнулась, одобряя шутку, и, повернувшись, направилась к спирфламу, будто хотела спросить у него. Покачивался длинный плащ, чуть поблескивали черные волосы, освещенные костром и магией.

Трудно представить, что она – с виду хрупкая девушка – была смелее, чем волисты Алан и Гай, подумал Габриэль. Они долго боялись его, даже закованного в цепи и кандалы. Боялись, пока не привыкли. А Элизабет… Она вела себя так, будто чародеи все еще жили вместе с бездарями в селах и городах и могли свободно ходить по Грэйтлэнду.

И все-таки почему она его почти не боялась? Прошло не больше трех ашей с тех пор, как она впервые его увидела, а вела себя так, словно они были знакомы не один год. Конечно, она владела мечом, в кармане ее штанов, возможно, грелся флакон с ядом хвилла, а рядом была верная громадина. Но… наверняка имелась иная причина ее смелости. Ведь со спирфламом она в данный момент прощалась, ослабляя свою защиту. Меч был не тем оружием, которым следовало пугать чародея. А чтобы воспользоваться ядом, нужно было предварительно вытащить флакон из кармана. И эти ее фразы: «Не успела подготовиться» и «Спасала не тебя». Получается, что об узнике волистов она узнала совсем недавно – возможно, тем самым утром, когда его привезли в замок. И что с того?.. Это не делало ее храброй.

Габриэль вспомнил, как самка свера, желая защитить своих щенков, безрассудно бросилась на него у берега озера. Быть может, Элизабет опасалась чего-то сильнее, чем сидящего рядом мага. И страх за чью-то жизнь заглушал страх перед мирклем, как морские волны во время шторма заглушают крики чаек. Ведь она прямо сказала, что спасает кого-то. Хотя позже заявила, что ей всего лишь нужно попасть в Бэй-Цэнг, давая понять, что помощь чародея ей не особо необходима. Одно с другим не сходилось.

От леса, который терялся в темноте, слегка тянуло запахом дуба и сосны; над полем, куда опустился спирфлам, бродил легкий ветерок, играя желтыми язычками пламени; вдали ухал филин, тихо потрескивал костер; на ночном небе было много ярких звезд. Элизабет обняла Янтаря за шею, что-то прошептала ему на ухо и отпустила.

– Хоуш! Домой! – громко приказала наездница, махнув рукой в сторону Блэкпика. – Хоуш!

«Домой», – мысленно повторил мэйт, вспоминая родной Янтарный остров. Спирфлам нехотя поднялся, расправил крылья и взмахнул ими, заставляя пламя костра склониться до самой земли. Но сразу не взлетел, не желая расставаться с хозяйкой.

– Хоуш! Хоуш! – говорила Эли, глядя спирфламу в глаза. – Так нужно. Лети.

Янтарь обиженно фыркнул и замахал широко расправленными крыльями, отрываясь от поля. Языкам пламени пришлось ему поклониться.

Габриэль улыбнулся, наблюдая, как Янтарь исчезает во тьме. Спирфламы и спирглассы всегда представлялись мэйту грозными и свирепыми тварями. И в книгах, и в рассказах сциников, заставших те славные времена, когда спирфламов было много, а о спирморе никто даже не слышал, эти огромные твари всегда описывались дикими и жестокими созданиями. Хотя – вот пожалуйста! – на самом деле ведут себя как огромные и преданные псы.

– Будь осторожен, – с грустью сказала наездница, когда Янтарь был едва различим в небе, превратившись в огромную крылатую тень. – Прощай. – Она нарисовала в воздухе круг с четырьмя лучами.

Элизабет еще некоторое время стояла, провожая спирфлама. А потом села у костра, обхватив колени руками и глядя на пламя. Жезл она воткнула в землю, в двух шагах от себя, меч положила ближе. Желтые язычки пламени подрагивали в ее больших, темных и печальных глазах. Тонкий запах духов сменился стойким запахом гаргов – видимо, во время схватки с ними наездницу забрызгало кровью. А еще, как ни печально, от нее впервые резко потянуло страхом. Хотя внешне она выглядела совершенно спокойной. Расстроенной, но спокойной.

– Когда он был маленьким, то подавился янтарной бусиной, желая попробовать ее на вкус. Так и получил свое имя, – вдруг ответила Элизабет на шутливый вопрос.

Начало положено, понял Габриэль. Он не хотел, чтобы она боялась его, но не знал, как убедить ее в этом. Поэтому, не придумав ничего лучше, развязал узелок и предложил ей яблоко. Наездница взяла яблоко, но лишь покрутила в руках, так и не надкусив.

– А на спирглассах ты тоже летала? – спросил мэйт.

– Нет. Но видела их так же близко, как тебя сейчас.

– И какие они?

– Холодные, как лед.

– А-а, – с удивлением произнес мэйт, хоть и знал это не хуже наездницы.

– Ты об этом меня хотел спросить? – Вуаль тоски и тревоги внезапно слетела с ее лица, делая наездницу старше и жестче, превращая в ночную гостью, пришедшую в башню.

Словно поддавшись настроению Элизабет, из костра с треском посыпались искры.

– Нет. – Мэйт покачал головой. – Как ты обо мне узнала?..

– Подслушала разговор Его Святейшества и принца Райвина, чтоб их Шма сожгла.

Что ж, ее ответ выглядел бы правдоподобно, если бы Сэт был каким-нибудь служкой, любящим посплетничать на кухне с симпатичной поварихой. Габриэль задумался. Но старсан Сэт заботился о безопасности грядущего представления больше, чем о собственных сыновьях. И уж конечно, не стал бы кричать на каждом углу о покушении на Джона Крылатого. Впрочем, если наезднице действительно удалось подслушать их разговор и если старый волист посвятил фитийского принца в свои грандиозные планы, то… Правда, все равно было непонятно, зачем и как она это провернула.

– И как тебе удалось услышать их разговор? – спросил Габриэль, пытаясь уловить ложь.

– Райвин остановился в комнате, где на него можно было незаметно поглядеть.

Наездница смутилась, в белом колдовском свете стало ясно видно, как ее лицо зарумянилось. Стыд вернул наезднице женственность, делая ее похожей на молодых ноби, шептавшихся о запретных темах. Но Элизабет, в отличие от них, быстро совладала с собой, меняя стыдливость на злость. Габриэль не понял нахлынувшего на нее гнева: она разозлилась то ли на свое смущение, на свою слабость, то ли на волиста Сэта и принца Райвина. Так или иначе, она не лгала – вот что было важно.

– Ну и зачем ты это сделала? В чем был твой интерес?

– Хотела увидеть принца… – одновременно с разочарованием и ненавистью произнесла она, оставив фразу неоконченной. Но вдруг улыбнулась, подняв глаза к звездному небу. – Хотя мне ли грустить? Если бы я там не оказалась, то…