Аргентина. Локи - Андрей Валентинов Страница 54

– Шкафы к осмотру!

Фотографию на дверцу Лонжа так и не нацепил, чем, возможно, и удивил гостя, заставив задержаться. Стек скользнул по комплекту формы.

– А-а-а… Ровнее бы надо! Ровнее!.. Гефрайтер?

– Гефрайтер Пауль Рихтер, герр гауптман!

Тонкие брови вздернулись вверх.

– Рихтер? А-а-а… Вы, кажется, из группы химиков?

Пожевал яркими губами, взглядом смерил.

– Через час… А-а-а… Да, через час ко мне, в штабной корпус. И мундирчик, мундирчик… А-а-а… Утюжком пройдитесь, ясно?

Что ж тут неясного?

– Влип ты, Рихтер, – констатировал носатый сосед. Лонжа развел руками.

Влип!

* * *

Штабной устроился в кабинете, соседнем с тем, что занимал Домучик. Прежде чем постучать, Лонжа вспомнил, что бывшего нарядчика он давно уже не видел. По делам уехал или прячется?

– Разрешите?

– А-а-а… Дверь закройте, гефрайтер. Плотнее, плотнее!

Подождал, вновь смерил взглядом.

– Почему не рапортуете… А-а-а… Гефрайтер?

Лонжа еле сдержался, чтобы не ответить как на духу. Вот ведь делать людям нечего!

– Господин гауптман! Гефрайтер Рихтер по вашему приказанию…

– Отставить!

Офицер внезапно улыбнулся.

– Нет, камрад, это я по вашему приказанию прибыл. Харальд Пейпер просил напомнить, что в Париже вы пили мокачино. У вас хороший вкус, камрад!

Посерьезнев, щелкнул стеком по носку сапога.

– Времени в обрез, а обсудить требуется многое… Садитесь, камрад! Если войдут, скажу, что вы составляете объяснительную по поводу беспорядка в казарме. Кстати, подмести бы там действительно не мешало.

* * *

– Штаб Германского сопротивления разделяет ваши опасения, камрад, по поводу намечающейся провокации. Гиммлеру нужен новый поджог Рейхстага, чтобы укрепить свои позиции возле фюрера. Взрыв в Горгау – лишь один из возможных вариантов. Все, что можно, мы делаем, даже в случае массовых арестов основные кадры подполье сохранит.

– Готовится удар по самому Германскому сопротивлению, чтобы не допустить создания Национального комитета и объединения всех антифашистских сил. Какой именно, не знаю, но самое для Гиммлера беспроигрышное – обвинение в предательстве. Напомните камраду Пейперу про операцию «Трест» в советской России.

– Харальд Пейпер помнит о «Тресте». Но ваши дела, камрад Рихтер, не менее важны. Именно благодаря вам удалось создать союз основных нелегальных партий Рейха. Вы нужны на свободе! Поэтому штаб считает, что ваше дальнейшее пребывание в Горгау излишне.

* * *

Дядюшка Гюнтер был безутешен. Плакать, конечно, не плакал (сапер!), но вид имел совершенно несчастный. Иные механики, не слишком ветерана любившие, тем не менее посматривали с сочувствием.

Увидев Лонжу, дядюшка махнул мозолистой, с въевшимися пятнами масла, ладонью, вздохнул безнадежно…

В гараж Лонжу занесло не просто так. Проверки в крепости продолжались, среди машин было куда безопаснее, чем среди людей. Сюда начальство тоже заглянуло, но очень ненадолго. Последствия, правда, имелись.

– Конец старине Фостеру! – негромко прокомментировал кто-то из сослуживцев. – Разделают под ноль!

Лонжа даже растерялся. Ветерана-то за что? Разделают? Живого человека?

– Не его самого, – пояснил твердый сердцем сослуживец. – Трактор разделают – на металлолом. Дядюшка к самому министру ходил, а ему от ворот поворот.

Трехколесное чудище никто не собирался жалеть. И в самом деле! Только место занимает и бензин жрет.

– Доложил я все ему, министру, – поведал дядюшка, когда слегка отмяк. – Так, мол, и так, экселенц, уникальный экземпляр, «Foster-Daimler», шестицилиндровый двигатель, трофейный, память военная. Он выслушал – уважил, даже папиросой угостил. Мы же с ним, можно сказать, служили вместе. 7-я армия, река Эна, Западный фронт… А потом и говорит, что в Берлине таких «Фостеров» целых три штуки, один в музее стоит, в академии, а два бегают. Был бы мой со всеми колесами, а так… За работу похвалил, обещал в приказе отметить. Только что мне этот приказ!

Гараж готовился к эвакуации. Первым эшелоном решили вывести списанное старье, чтобы место освободить. Недолго трехколесному осталось! «Марку» повезло больше. Танк предписано взять с собой и на новом месте расположения водрузить на пьедестал.

– Там ведь двигатель живой, – никак не мог успокоиться ветеран. – Сам каждый винтик перебирал, с полпинка работает! Где сейчас такой двигатель найдешь? Нигде, уникум!

– Двигатель там тоже «Foster-Daimler»? – вспомнил Лонжа. – Бензиновый, 105 лошадиных сил?

– Угу…

Лонжа прикинул, что если с «полпинка», то радиатор тоже наверняка «жив».

– Дядюшка Фостер! А двигатель-то и сохранить можно. И не только двигатель.

* * *

К вечеру все немного успокоилось. Штабные гости, испив вволю кровушки, отправлялись на устроенный в их честь банкет, плац подмели, и обе роты вернулись к своим делам. Лонжа решил, что пора возвращаться в казарму. Перед сном неплохо бы поговорить с «дезертирами», причем не со всеми сразу, а по отдельности, вернее будет. В компании человек всегда старается выглядеть смелее, а умирать приходится в одиночку.

«Ваше дальнейшее пребывание в Горгау излишне». Кто бы спорил? Камрад из штаба предлагал самое простое – побег, но Лонжа наотрез отказался. В крепости затевалось что-то очень скверное, поэтому «пребывание» требуется все же продлить. Вдруг удастся в последний миг затушить фитиль под Рейхстагом?

Решил сам, без чужой подсказки и приказа. Значит он, Август Виттельсбах… Значит, он свободен? Пусть среди кирпича и камня, пусть в чужой форме и под чужим именем.

Свободен!

Вновь начал накрапывать привычный осенний дождь, сапоги шлепали по лужам, неярко горел желтый электрический огонь фонарей («Перед казармой у больших ворот…»), а Лонжа все пытался привыкнуть к новому, непривычному чувству. Свободен! Это еще требовалось осознать, но уже сейчас ясно главное. Дурная бесконечность позади, он двигается сам, по собственной свободной воле, и мыслям-птицам снова нет преград!