Замена - Сергей Цикавый Страница 54

Джоан Малкольм вышла из общежития, осмотрелась. Ей нравился этот сон. Она изучала все и сразу: погоду, не доброшенный до урны окурок, крупные капли, свисающие с лавки. Она рассматривала, как блестела брусчатка в парке – еще не льдом, но уже не водой. На востоке, невидимый за деревьями, занимался рассвет, и откуда-то из-под крыши в лужу упала капля – метрах в пяти от замершей Малкольм.

Перед учительским жилым корпусом стояла плотная, почти осязаемая тишина.

– Витглиц, выходи, – потребовала доктор.

Голос потерялся среди помертвевших под утро окон. Джоан понимала две вещи: во-первых, она спит, и это не только ее сновидение – во-вторых. Был еще третий вывод – о том, чей сон она разделяет, – но умозаключение было слишком очевидным, чтобы считать его выводом. Потому что – утро, потому что – тишина. Потому что – покой.

Разум существа, носящего имя «Кристиан Келсо», был бесконечно далек от таких снов.

– Витглиц, я жду, – Джоан утопила в тишине еще три слова. Прислушалась, покачалась с пятки на носок, с носка – на пятку.

– Если ты пришла просто полюбоваться, то проваливай к черту. Я хочу спокойно доспать.

Тишина. Малкольм подошла к лавке и провела ладонью по дереву: мокро, холодно. Она уселась и запрокинула голову, рассматривая окна общежития. Ей вдруг понравился этот сон. Она давно разучилась пугаться чужого вторжения, отвыкла нервничать – даже умирать во снах отвыкла.

«А еще я больше не получаю удовольствие от сновидений», – удивленно подумала Джоан и поняла, что это ее собственная мысль – не подделанная, не наведенная.

– Знаешь, Витглиц, я сплю от полутора до двух часов. Дольше не могу. И не хочу.

Утро молчало, и Малкольм едва заметно улыбнулась: она все же добилась ответа. Пусть и такого своеобразного. Улыбнулась – и продолжила:

– Сон – это когда ты уязвим. В Вест-Пойнте этому неплохо учили. И в Дэнсгейте. Так что когда ко мне приперся этот белый скот, я была готова.

Малкольм ждала, что упоминание о Кристиане как-то переменит это утро, сделает все не так – и не дождалась. Мир был спокоен, тих, только остановившийся за парком рассвет предательски выдавал сновидение. Солнце никуда не торопилось, и с каждой секундой утро обретало новый штрих неестественности: слишком замылен туманом учебный корпус, ветви не могут так застыть, а тени не должны плестись беспорядочной вязью.

Джоан встала.

– Витглиц, я ухожу. И на всякий случай…

Она выхватила оружие и выстрелила. Рявкнуло, и из пламени соткался силуэт человека. Контуры будто бы кто-то наскоро залил тушью, смешав черное, белое и красное. Соня зачерпнула кровавый дым, рвущийся из ее груди, и подняла взгляд.

– …Не люблю, когда вламываются без приглашения, – закончила Джоан. – До скорого.

* * *

Я открыла глаза и поняла, что держу руку на груди. Во сне там появилась дымная рана – болезненная, огромная, смертельная. Глупая.

За окном серело. На стекле среди инея лежал кровавый блик.

«Она меня ранила».

Я стояла под душем и подводила итоги – немногочисленные, но пугающие. Джоан Малкольм легко впустила меня в себя даже на таком расстоянии. Внутри поначалу обнаружилась только серая душная пустота, длинные коридоры, выложенные плиткой. Я шла, подчиняясь поворотам, лестничным пролетам, врастала в странную архитектуру – в серый кафель, в бесконечные переходы.