Обойдемся без магии! - Евгений Гаркушев Страница 54

Вечером четвертого дня я рискнул развести костер. Мы были далеко от Бештауна и не опасались, что наш костер заметят. Мало ли кто путешествует по степи и разжигает костры? Огонь я зажег с помощью бензиновой зажигалки, купленной в «Молочном поросенке» за серебряный динар. Устройство зажигалки не изменилось с древнейших времен. А нефтяные скважины работали теперь сугубо на бензин для зажигалок и керосин для осветительных ламп. В двигателях он не горел, на открытом воздухе – не так бойко, как прежде, но все-таки пламенел, давая свет и тепло. Кое-где в Бештаунском княжестве еще делали асфальт, но в очень небольших количествах, чтобы залатать дорогу или сделать отмостку вокруг дома. Асфальт стоил дороже бетона.

Сухие сучья весело трещали. Мне было хорошо, потому что я наконец согрелся. Валия задумчиво улыбалась. Ей хотелось есть. Наверное, в своей жизни девушка впервые чувствовала голод, не будучи уверена, что сможет в ближайшее время его утолить.

– Во что ты веришь, Сергей? – вдруг спросила меня княжна.

– В окончательную победу добра и справедливости, – не задумываясь ответил я. – В то, что все страдания когда-то пройдут. В то, что мы обязательно встретимся с любимыми людьми. И будем счастливы, как и сами не могли бы пожелать.

– Тебя не застанешь врасплох, – протянула девушка. – А как называется твоя вера?

– Не знаю. Никак. В это верили мои учителя и друзья. Верили и верят, – поправился я.

– А я до сих пор не знаю, куда прибиться, – улыбнулась Валия. – Сейчас мы едем к славянам. Монахи спят и видят, чтобы обратить всех наших жителей в христианскую веру. Заурбек был мусульманином. Выйди я за него замуж – пришлось бы принять ислам и мне. Отец был язычником. А большинство моих подданных из Бештауна поклоняются Лермонтову…

– Лермонтов – великий поэт, – согласился я.

– И пророк, – добавила Валия.

– Может быть, – согласился я. – А твои подданные признают других пророков, кроме Михаила Юрьевича?

– Конечно, – ответила княжна.

– Кого же?

– Многих великих людей прошлого.

– Достоевского? Толстого? – попытался предположить я.

– Наверное, – улыбнулась Валия.

– Гумилева? Блока?

– Да… Этих – точно. Я, к сожалению, не помню всех… Лермонтов ведь жил и умер у нас, он – покровитель города. Пророков много, но этот нам ближе…

– Толкиена? Льюиса? – продолжил я полушутя. Валия вдруг прикрыла рот ладонью и промолчала.

– В чем дело? – спросил я.

– Эти имена… Их нельзя произносить вслух.

– Нельзя произносить? – удивился я. – Почему?

– Не знаю. Запретно. Первое, что ты назвал, – точно нельзя. Второе – не уверена.

– И что будет, если произнесешь?

– Не могу сказать. Но тот, кого ты назвал первым… Я читала его книги. Говорят, что его взор проникал через время и через миры. И в это я верю… Он – великий человек. И могущественный.

– Как же ты узнала его имя, если никогда его не слышала? – не сразу сообразил я.

– Прочла, – ответила Валия. – В нашей библиотеке были старые манускрипты, книги на серой бумаге в твердых потертых переплетах…

– И кто же еще попал в список непроизносимых? – поинтересовался я уже серьезнее.

– Всех я не помню, – объявила Валия. – Но кое-кого – да.

Девушка взяла прутик и написала в пыли: Ф. К. Дик, С. Лем.

Я молча склонил голову. На мгновение показавшееся из-за облаков солнце осветило начертанные в прахе земном имена великих фантастов, которых, как я знал, читывали некогда и в Авеноре Благословенном.

Что значили их книги для Валии, жившей в мире, лишь отдаленно напоминавшем прежний? Какую мысль, какое содержание нашла она в них, когда даже современники не всегда понимали грандмастеров фантастики9 Я не стал спрашивать. Слишком много мыслей отразилось на лице княжны. Мыслей, которые не выразить словами.

Утром мы продрогли даже больше обычного. Костер быстро прогорел и погас, и ночной холод впился в наши тела с удвоенной силой. У Валии был плаш, но она весила гораздо меньше меня и быстрее теряла тепло. Если бы мы поели, ночная прохлада нас бы не испугала. Но еды не осталось никакой, и найти ничего не удалось.

– Сэр Лунин, а не добудете ли вы какой-нибудь дичи? – спросила княжна сразу после пробуждения. На высокий язык и на «вы» она переходила в особенно ответственные моменты.

– Водится ли здесь что-нибудь, княжна? – спросил я. – Кроме мышей, которых вы вряд ли будете есть, и лис, которых трудно поймать и которые довольно противны на вкус?

– Где-то, наверное, бродят кабаны, – предположила Валия.

– Но я не слышу их хрюканья и стука копытцев, – усмехнулся я. – На наш вертел они не торопятся.

– Что ж, пойдем дальше, – предложила девушка с тоской в голосе. – Точнее, поедем. На ваш велосипед я уже смотреть не могу.

– Напрасно. Мы проехали без малого двести километров. Пешком бы нам столько за такое время нипочем не одолеть.

– Да, да. – Валия раздраженно кивнула, скатывая плащ, чтобы положить его на раму.

Мне стало жалко девушку. Ей действительно трудно терпеть лишения без привычки. К тому же она очень молода. Пожалуй, нынешнее путешествие пойдет ей на пользу как правительнице. Она будет знать, что такое голод, что значит не иметь крыши над головой. И постарается, чтобы и еда, и кров всегда были у ее подданных. В этом я, зная характер Валии, не сомневался. А сейчас ее нужно покормить.

– Думаю, в паре километров отсюда мы найдем человеческое жилье, – заметил я. – Вчера вечером я слышал запах дыма и печеного хлеба…

– А я со своим насморком вообще ничего не чувствую, – призналась Валия и тут же спохватилась: – Что? Мы были совсем рядом с жильем, и ты не предложил купить хотя бы хлеба?

– Зато мы провели ночь спокойно, без боязни, что нас выдадут Лузгашу или попытаются ограбить. Это дорогого стоит. Поголодать ночь иногда даже полезно для здоровья…

– Не для моего здоровья, – хрипло прошептала Валия, протирая красные глаза. – К тому же там нас могли пригласить искупаться…

– В ручье, – усмехнулся я.

– Ну почему же?

– Да потому что они купаются именно там.

– А зимой? – протянула княжна, во дворце которой были, как я слышал, прекрасные бани с подогретыми бассейнами, саунами и ледяным душем. Купаться Валия любила.

– Да сколько той зимы? – рассмеялся я.

Анекдот был старым, но, видимо, сейчас его забыли. Княжна его прежде не слышала. И, поскольку нравы своих подданных она знала не хуже меня, смеялась долго. Некоторые крестьяне и охотники действительно опускались в воду только когда им нужно было перейти вброд реку. Те, кто сильно любил комфорт, откочевали за Врата столетия назад.