НЗ. набор землянина - Оксана Демченко Страница 53

Континент внизу озарился бешеным багровым сиянием, вспух грибами. Я икнула, заподозрив катастрофу планетарного масштаба. Стало жутко и тоскливо. Мы только-только вынырнули из габ-тоннеля, входим в атмосферу, посадку запросили – а тут война, какая-то раса подло самоубилась, не дожидаясь моего вмешательства… Хотя, стоп. Ядерное оружие – оно в здешних представлениях древнее дубинки, а войн у них вообще нет. Почти нет, только стычки на границе империи, склоки в мирах неприсоединенных, разборки кланов в Грибовидной туманности, ритуальные турниры трипсов и губров за право первого ныряния в газовые гиганты – и так далее. Ничего глобального, убивающего расы и миры.

Я посмотрела вниз. Фурункулы взрывов множились, планета приобретала вид исключительно заразный.

– Кошмар, – просипела я.

– Опоздали, ужас, – простонала Гюль, скрипнула зубами и рявкнула командно: – Держись!

Наш катер вспыхнул, как бенгальский огонь, ныряя в атмосферу. По обшивке зарокотало и застучало. Я крепко зажмурилась, вспоминая невесть с чего черно-белый учебный фильм, который потряс всю нашу группу еще в институте. Показали нам этот раритет чисто по приколу, под видом лекции по ГрОбу – гражданской обороне в старом наименовании предмета. Что называется – зацените словцо. В учебном кино советские люди в летних платьишках ехали в старом автобусе, впереди на дороге миражом вставал временный знак «зона поражения». Прочтя предупреждение, гордые строители светлого будущего повязывали платочки, натягивали поверх улыбок противогазы. И ехали через ядерную пустыню, оттопырив незащищенные уши, но зато плотно прикрыв форточки в салоне автобуса.

Сейчас Гюль сошла с ума и, кажется, делала то же самое: мы таранили ближний гриб, целя аккурат в его эпицентр. Я прикрыла ладонями уши, спасая их не от радиации, но хотя бы от шума. Во взрыве ого-го, как ревело.

– Все, опоздали, – всхлипнула Гюль, безобразно жестко руша катер в гнездо служебного причала. – Там уже очереди на десять дней расписаны.

– За гробами и саванами? – скорбно уточнила я.

Она очнулась от огорчения, протелепала меня поглубже и принялась хихикать, смакуя фильм из воспоминания. Наконец, отвлеклась, подмигнула мне уворованным у меня же резковатым движением левого века. Привычки тырит, вот зараза… Хотя, что еще у меня можно стырить?

– Не увидели концерт к началу сезона моды, не успеваем и на вечерний праздник огней. Я читала: в этом цикле должны были стилизовать под массовый старт первопроходцев, ну – когда еще были ракеты и убогие принципы ускорения.

– Все живы, значит, – почти расстроилась я.

– Как сказать… Сейчас как раз началась давка. Показы стартуют одновременно, а сразу после можно рвать вещи из примерочных. Если туда с боем войти, – она прижмурилась. – При моей живучести, с моим даром поиска маршрута… Я два раза брала кружевной бюст из финального выхода.

– Бедняга Билли, и как он еще жив, – осознала я масштабы кошмара, из-за которого меня экстренно вызвали сюда. – Звездная система трюселей, бюстов и колготок. Или что там у вас… тут у нас?

– Все тут есть, но не у нас.

Я погрозила кулаком очередному маньячески-навязчивому креслу, и оно отлипло, ну что за манера – массировать спину? Гав ревнует: вон, уже весь шипастый стал, как дикобразик. Его немилость убила за минувшее время два таких же озабоченных предмета мебели. Морф – он мирный, только если между ним и его другом нет всяких там… прилипал дерматиновых.

– О-кей в рубке? – гулко пробасили в зев нашего люка.

– Иду! – откликнулась я, оставляя очередное кресло умирать в муках.

Гав визжал, топтался и торжествовал. Пусть радуется, он не любит перелеты, ему скучно. Морфы, габариты, все синтированные автоматы и еще масса прочей неприродной утвари успешно портируется. Люди тоже портируются. Но в трех случаях из ста при этом немного испекаются. До румяной корочки, как сказала Гюль. Я поверила и предпочла катер. На пять дней дольше, но без корочки.

В проеме люка застрял мужик, он упирался макушкой в край борта: два метра рост, все это – сплошная мышечная масса без жира, небритости и перегара. Блин, отчего я не хочу замуж, как вроде бы полагается по традиционному укладу земной жизни в маминой трактовке? Вот смотрю на объект типовой «мечта американская белозубая», но и даже сейчас в целом – нет, никакой изжоги. Хотя Гюль пробрало, сопит и снова думает, что вот-вот пора оформлять документы. Мое тиранское условие неизменно. «Мэ и жо» в одном флаконе – пожалуйста, я не против в целом, но только вне моей квартирки! Так что светит ей или однополая прописка с завтраком – или двусторонняя свобода на улице, выбор извечный и неизменный.

– Билли, – по-военному рявкнул парень. – Габнор. Четрвертый цикл расширенного контракта, это после двух пятерок основного. Спасай гибнущего сопланетника, Сэмми. О-кей?