Глубокое бурение - Алексей Лукьянов Страница 53

— Вы с ума сошли! Это же небо! А если треснет?

— Круто! Малыш, навались!

— Нельзя, вам же дядя Ванзайц объяснил!

— Ой-ой, какие мы нежные!

— Ёптель!

— Цыц! — прервал общий галдеж Трефаил. — Я скажу. Дверь закрыта.

Ключа нет. Ломать нельзя. Требуется работа взломщика. Добровольцы есть?

Молчание.

— Прекрасно. Значит, отдувается самый маленький.

— Это я маленький? — взъярился Громыхайло. — Ну-ка, ты, повтори!

— Геноцид.

— Уговорил…

Мумукин отреагировал первым, едва успев ухватить маленького проныру за пятку, а то бы Прохердей улизнул через замочную скважину.

— Что пристал, зараза?!

— Ой-ой, какие мы нежные! — передразнил Тургений. — Нет, Трефаил, мы этого субъекта не отпустим. Мы его в цирке показывать будем, за деньги.

— Отпустите, я вам штучку подарю.

— Какую?

Громыхайло показал маленький бриллиантик.

— Из мешочка украл! — заорал Мумукин.

— Не воровал я! Пока вы болтали, я в штольню сбегал, там их до хренища!

Дверь временно отошла на второй план.

— Значит, Биркель камушки отсюда возит? По заданию партии и правительства?

— Это вопрос риторический, — успокоил друга Тургений.

— Не мешай. Он их, между прочим, за границу возит.

— А у нас они ничего не стоят. Кому нужны камушки, когда жрать нечего?

— Правительству. Ему есть чего жрать.

— Дяденьки, я домой хочу!

— Еппона мама! Трефаил, посвети, я какую-нибудь железяку найду, замок расковырять.

Сууркисат посветил. Естественно, первое, что нашел Тургений под ногами, оказалось значком «Передовик производства».

Мумукин разогнул булавку и попытался колупнуть ею в замочной скважине, но подлый значок выскользнул и с грохотом, несвойственным мелкому предмету, провалился внутрь.

— Быдла такая! — Тургений с досады пнул дверь, и та легонько открылась наружу.

Все ахнули.

По ту сторону догорал летний день. Путешественники увидели цветущий луг, на них пахнуло ароматом разнотравья, донеслось щебетание птиц.

Какое-то время компания молча созерцала пейзаж.

— И что, ты тут живешь?

— Да, — в один голос ответили Влас и Громыхайло.

— Ну что ж, будем прощаться, — решил Курзо. — Приятно было познакомиться.

— Верую! Эпическая сила!

Все оглянулись.

К провожающим приближалась изрядная толпа, в которой сквозь сумерки Трефаил начал различать знакомые лица: Касимсоты, Лысюка… остальные, правда, незнакомые, но их Сууркисат тоже не боялся. Эпическую силу славил субтильный шаман с рыжей бороденкой и бубном под мышкой.

Толпа остановилась на почтительном расстоянии.

— Мумукин, прощайся с жизнью! — заорал Биркель.

— А я? — обиделся Трефаил.

— Ты тоже! Наверное… — Касимсот-младший замешкался.

— Верую!..

Началась словесная перепалка. Мумукин тарахтел со скоростью парового пулемета, Трефаил поминутно обещал высосать глаз то одному, то другому, а то и всем сразу, Касимсоты наперебой сыпали угрозами, Лысюка обзывала неизвестно кого придурками бешенства… Слово за слово, и скоро вся делегация оказалась вовлечена в прения, не исключая хладнокровного Факми. Скоряк, не прекращая бить земные поклоны и «веровать», умудрялся то одному, то другому зазевавшемуся агенту давать здоровенного пенделя, и вскоре все смешалось настолько, что люди начали забывать, зачем сюда вообще собрались.

Пока Влас не сказал:

— Сюда что-то летит.

— Где? — Тяпа всполошился и опрометью бросился на стену.

— Это что за мужик? — спросил Люлик у Трефаила.

— Часовой местный.

— Куда это он?

— Стратегический объект охраняет. Э, погоди! Ты же его знать должен, если постоянно сюда за камушками ходишь!

Теперь удивился капитан:

— Это необитаемый остров, законсервированное месторождение.

Враги смерили друг друга взглядами. Потом посмотрели на стену, где часовой Тяпа неумело наводил зенитку на неопознанный летающий объект. Стрекот невидимого летуна становился все отчетливее, и столь же отчетливее становился шум пара в котле зенитного орудия — давление возросло до максимальной отметки.

И тут загрохотало. Часового с зениткой окутало паром, все замерли, и только Влас растерянно крутил головой.

— Дядя Мумукин, что он делает?

— Стреляет по паролету, это же очевидно!

— А там люди?

— Ну… как тебе сказать… наверное, да, — смутился Тургений.

В несколько прыжков кинконг достиг стены, разогнал пар и, обжигаясь и шипя от боли, выломал орудие и сбросил в море.

Вскоре стало понятно, что если «часовой» и попал в летательный аппарат, то несерьезно. Вот паролет сделал круг над крепостью, вот завис, вот сел… Едва стих шум двигателя, а показавшееся над краем стены солнце окрасило его корпус оранжевым, дверь машины распахнулась, и оттуда тоже посыпался народ… точнее, это был не народ, а самый что ни на есть цвет нации — Верховный Совет полным составом, кроме разве что Большого Папы. Агенты радостно завопили, увидав начальство, и только Димон не обращал на Распута никакого внимания:

— Верую!

Мумукин шепнул Трефаилу:

— А где Хэдэншолдэрс?

Люлик и Сууркисат обернулись на Тургения. Взгляды обоих не предвещали ничего хорошего.

— Чего я сказал-то?

— Это он! — заорали Трефаил и Касимсот.

— Нет! — Мумукин в ужасе зажмурился.

Сууркисат бросился к Власу:

— Малыш, хватай часового! Лови его! Лови!

Диктатор заметался по стене. Нельзя сказать, что Влас так уж старался поймать Большого Папу, но нервы у Вальдемара Некрасовича сдали. Он начал ругаться, угрожать, незаслуженно обозвал Власа засранцем и даже умудрился разок выстрелить из пистолета, который все это время держал в кармане. Пуля угодила кинконгу в нос, и из глаз малыша брызнули слезы.

Тут Хольмарк, до сей поры старавшийся не отсвечивать, с воплем:

«Маленьких обижают!» раскидал Верховный Совет с его прихвостнями, легко вспорхнул на стену, в мгновение ока настиг Хэдэншолдэрса, вырвал у него пистолет и надавал пощечин.

Далее свершился самый бескровный и полюбовный государственный переворот за всю историю Архипелага. Трефаил предложил всему Президиуму сдаться, или он немедленно всем глаз высосет. Угроза подкреплялась сопением обиженного великана и воплями «верую!», с которыми Скоряк принуждал Распута поклониться кинконгу.