За жизнь платят кровью - Владимир Стрельников Страница 53

— Да нормально. Пока не женат, хоть уже активно думаю на эту тему. Служу в Гражданском Воздушном Флоте, дома, в авиаотряде Ростова — на — Синей. Думаю вылетать стаж, и поступить в Военно — Воздушную Академию, на офицера — воздухоплавателя. — Я задумчиво поглядел на бочажок с двумя дюжинами горбачей. Еще десятка три уже жарилось на углях длинного костра, вокруг которого расселись отдыхающие егеря. — Хватит рыбы, пожалуй? А то обожремся.

— Хватит, ты прав. Надо приказать старшине распорядиться, чтобы на каждое отделение по такой раскладушке было. Мы в озерном краю служим, выходов хватает. Иногда можно и свежатинки поесть. Иванов, принимай добычу. — Леха начал собирать свой спининг.

Я тоже собрался, пара егерей шустро повытаскали добычу из бочажка, навздевая сквозь жабры на срезанные ивовые прутья, и утащили разделывать. Чистить крепкую окуневую чешую никто не собирался, просто потрошили, снимали шкуру, и насадив на ошкуренный сучок, устраивали около тлеющих углей. Проще некуда, но запах шел над озером — обалдеть!

— Командир, тут мы такое нашли! — Около меня неожиданно материализовался политрук, заставив отшатнуться лейтенанта. — В семнадцати километрах отсюда, на северо — запад. Около тридцати девушек и женщин, в самодельной тюрьме. Там руины поселка, и какая‑то банда девок силком держит. Не эти пираты точно, но тоже бандиты. Какие‑то белоказаки, что ли. Сорок семь бойцов, вооруженны винтовками и пулеметами. Как с картинки про Гражданскую. С шашками, в папахах, черкесках. Кони у них, и три большие лодки.

— Точно девок силком держат? — Леха, при упоменании о банде резко подобрался, и сейчас передо мной был не старый приятель, а жесткий профи — егерь, командир. — Взвод, подьем, боевая тревога! Костры залить, проверить снаряжение, выход через пять минут. Мартын, собери рыбу, наделай бутеров в темпе. На ходу подъедим, не помешает.

Это точно, никто пока трапезничать не начинал, ждали командира. Ну, разве кто отщипнул кусочек попробовать. Хлеба и лука нарезали, да пакеты с майонезом и кетчупом повытаскали. Выход‑то ближний, егеря кроме аварийного сухпая и нормальной кормежки немного взяли. Эх, а на утро хотели кашу варить. Блин, и не отдохнуть, придется в темень глядя маршбросок завершать, семнадцать км по здешним пересеченкам — то еще удовольствие.

— Вась, ты чего промочал про своего разведчика, а? — Тихо спросил у меня Леха, когда мы встали на тропу, и пошли за едва видимым политруком. Собачки, кстати, за ним хоть и с опаской, но идут. А егеря на щура с большим интересом поглядывают. Ну да, не в каждом выходе такие проводники.

— Леш, сам знаешь, не обо всем надо говорить. Ты своих парней потом предупреди, чтобы особо не распространялись, кто его знает, как судьба вывернет. Мне эти товарищи уже разок жизнь спасли. — Я догрыз бутер, и со вздохом покосился на набрюшную сумку. Там лежат еще парочка, но обжтраться на ходу совсем не дело. Это сейчас, на пустой желудок, жратва сгорит как в топке, а переложь малость, и идти — бежать тяжело станет, мешать будет. Надо до привала потерпеть, а это минимум пара часов хода.

Через шесть часов мы с Лехой и его замом, невысоким, сухим, будто из одних сухожилий свитым старшиной, лежали на опушке леса, и из‑под кустов разглядывали старый поселок. Похоже, люди его порой после Катастрофы используют, так как несколько зданий были в относительном порядке. В одном точно сидели девицы и женщины, которых вежливо охраняли пяток казаков. По крайней мере, они позволили им на наших глазах готовить ужин в дворовой кухне. И сами казаки тоже ели из итого же котла.

Казаков была как раз полусотня, а вот коней было под сотню, и человек двадцать сейчас вели табун на водопой к небольшой чистой речушке. Идилия, чтобы ее!

— Леш, я с вами туда не ходок! — Положив бинокль, я зло сорвал былинку, и разгрыз сладковатый стебель. — Ну что это за такое невезучее везение!

— Вась, ты чего? — Опасливо покосился на меня лейтенант. — Чего барагозишь?

— Ты не понял еще? Иномиряне это! А мне неохота снова в карантин! Меня дома две невесты ждут! — Я проистукнул кулаком по земле. — Глянь, винтовки какие антикварные. На снарягу глянь, одна кожа, латунь и сукно. А девушки? Какие‑то гимназистки, как с картинки. И пара учительниц, да пара служанок — поварих. И пулемет… ты когда видал картечницу Гатлинга? Ну, кроме как на картинках в книжках или интернете, или в старых фильмах? А тут вот она, стоит себе. Похоже, мои щуры маху дали. — Как‑то само собой стало у меня называть ветеранов сначала пращурами. А потом и щурами. Ну а что, предки они и есть предки, пусть не мои. Но эти мужики погибли в той Великой Войне, в том числе и за меня. Так что я к ним постепенно как к своим родственникам стал относиться. Ну и что, что не живые? У меня вообще сложное отношение к жизни. Слишком я четко понимаю, что после смерти физической оболочки, то есть тела, далеко не все заканчивается для души. Хотя, жизнь — это прекрасно! — Погоди, сейчас я политрука позову, спрошу.

И я слегка сосредоточился, вызывая к себе политрука. Нет, я могу его выдернуть, как морковку из грядки, с любой дистанции, он же на меня заякорен. Но опять‑таки, к щурам относяятся вежливее.

Вместо политрука прибыл призрак сержанта.

— Чего звал, командир? — Присев неподалеку от меня на склонившуюся ветку кустарника, и даже не качнул ее, спросил он. — Политрука пока не тревожь, там девки умываются — переодеваются, спать готовятся. Пусть поглядит.

Ну да. По воинскому званию политрук старший, да. А так пацан пацаном, убили совсем молодым. Вот и пристрастился он на голых девок заглядываться. А что? Им точно не вредит, а человеку, точнее, призраку, приятно. У каждого свои слабости. Те призраки, при помощи которых мы девчонок освободили в подземельях борделя, неделю не вылазили из постелей, все проститутуок трахали. Ну а что, те им премию объявили, и честно отрабатывали по очереди.

— Да и ты пойдешь, старший. Слушай, с чего вы решили, что эти казаки бандиты? — Я показал на крохотные фигурки в поселке.

— Ну, что ты хочешь, младший политрук, практически сразу из училища и на фронт. Раз погоны и казаки — значит беляки и бандиты. — Старший сержант хитро усмехнулся в пышные усы. А потом посерьезнел. — Я хоть и кадровый, воевать на Халкин — Голе начал, но сам из казаков, просто помалкивал об этом. Слишком не любят донцев НКВД, и особый отдел. Но служил честно, это именно казачье дело — стране служить. Так вот — там казачий взвод, и приписанные к нему выздоравливающие из уланов под командованием вахмистра. Десять человек, из ветеранов. Кроме того, профессор Панфилов, и инженер Знаменский. Они просто вместе с казаками путешествовали от города к городу, попутчики. Плюс, казачья полубатарея картечниц, причем без офицеров. Плюс, охраняемые девицы — турчанки, их учительница и две служанки из какого‑то пансионата. Похоже, казачков сюда занесло с русско — турецкой войны, про осаду Плевны разговоры ведут и про форсирование Дуная. Большинство раненых как раз на дунайской переправе и словили свое. Казаки в большинстве молодые, но старший урядник, командир взвода, урядник, командир полубатареи, все уланы, пятеро приказных и семь казаков люди бывалые и умелые, не в первом походе служат. Так что осторожнее. Вы хоть и те еще волки, но и тамошние ребята, — сержант кивнул на поселок, — не лаптем щи хлебают.