Тысяча сынов. Все прах - Грэм Макнилл Страница 53

Лемюэль сделал глубокий вдох. Его темная кожа приобрела пепельный оттенок, а по запыленным щекам протянулись дорожки слез. На улице еще вовсю гремела стрельба, но выстрелы были направлены в другую сторону.

— Они мертвы? — спросил Лемюэль.

— Мертвы, — подтвердил Ариман. — Тебе ничто не угрожало. Собек прикрыл тебя маскирующим полем, и птицы даже не догадывались о твоем присутствии, пока ты не закричал. Кроме того, сержант Ксеатан на всякий случай развернул над тобой кайн-щит.

— Я думал, что вы все Корвиды, — сказал Лемюэль, — прорицатели. Разве телекинезом владеют не только Рапторы?

— Большинство моих воинов действительно Корвиды, — согласился Ариман, с радостью пользуясь случаем преподать урок даже в пылу сражения. — Но, по обычаю Тысячи Сынов, отряды формируются с участием представителей самых различных братств. Собек и я — Корвиды, а Ксеатан — последователь Рапторов.

Ариман показал на воина, укрывшегося в дверном проеме от ожесточенного обстрела десятка авенианских солдат. На его наплечнике была выгравирована звезда с волнистыми лучами Тысячи Сынов, с разноцветным пером в центре.

— А вон там Гастар, он Павонид. Смотри внимательно.

Несмотря на сильный испуг, Лемюэль высунулся из-за колонны, и в тот же момент Гастар прыгнул на мостовую, а авенианские солдаты выскочили из укрытия. Свой болтер он оставил висеть на боку, а сам встал в оборонительную позицию, перенеся вес тела на отставленную назад левую ногу. Увидев врага, авенианцы подняли оружие, но выстрелить не успели. С протянутых вперед рук Гастара сорвалась целая стена молний, и от оглушительного раската грома на пятьсот метров вокруг вылетели все стекла.

Автоматические гасители шлема Аримана смягчили ослепительную вспышку, а вот Лемюэлю пришлось долго моргать, чтобы избавиться от мерцания перед глазами. Когда наконец его зрение снова прояснилось, все было кончено. Авенианские солдаты превратились в почерневшие колонны, удерживаемые в вертикальном положении только спекшимися костями. Сожженная плоть сползала с их скелетов, словно растаявшее масло. Лемюэль со стоном согнулся пополам и избавился от содержимого желудка.

Потом ошеломленно поднял голову.

— Сохрани меня, милосердная Инкосазана, [58]владычица небес! — воскликнул он.

Ариман простил ему обращение к языческим богам и подождал, пока Лемюэль отдышится и вытрет лицо. Но летописец никак не мог успокоиться.

— Это ужасно... Я хотел сказать, невероятно... Как? Откуда он узнал, что солдаты начнут двигаться в этот самый момент?

— От Атенейца, капитана Утизаара, который стоит на противоположной стороне улицы, — сообщил Ариман и указал на воина, притаившегося за другой упавшей колонной. — Он прочел мысли командира авенианцев и дал знать Гастару, когда они собрались выскочить.

— Невероятно, — повторил Лемюэль. — Просто невероятно.

Ариман улыбнулся. Он был доволен, что его Послушник так быстро принял основные способности Тысячи Сынов. Безоговорочное стремление нового Империума к атеизму и логике заставило многих подданных отказаться от веры в чудеса. Имперское Кредо отрицало эзотерические науки, и, вместо того чтобы принять их как новую форму понимания, государство обвинило их последователей в черном колдовстве.

— Ты быстро учишься, Лемюэль, — сказал Ариман. Он поднял вверх руку со сжатым кулаком, созывая своих воинов. — А теперь прочти их ауры и скажи, что ты чувствуешь.

Три сотни Астартес, в основном терминаторы Сехмет и ветераны Тайных Скарабеев, выстроились рядом с воинами Утизаара.

— Гордость, — сказал Лемюэль, прикрыв глаза. — Жгучую гордость своими способностями.

— Этого недостаточно, — заметил Ариман. — Такой ответ способен дать любой ребенок. Погружайся глубже.

Дыхание Лемюэля стало более размеренным, а изменения в его ауре подсказали Ариману, что летописец достиг нижнего уровня Исчислений. Его действия были неуклюжими и медлительными, но обычные смертные не могли сделать и этого.

Как легко было забыть, что когда-то и сам Ариман не представлял, что значит повышать уровень своего сознания. Обучая летописца процессу, который стал для него столь же естественным, как дыхание, он нередко забывал о трудностях.

— Старайся, чтобы это происходило естественно, — сказал Ариман. — Следуй за потоком, и он сам принесет тебя к цели.

Лицо Лемюэля разгладилось, и это означало, что он уловил ритм пульсаций города: черные потоки страха его жителей, злобно-красные штрихи солдат и глубокий золотой фон гордости, сиявшей в каждом сердце.

Необычайно мощный выброс психической энергии Ариман почувствовал за мгновение до того, как был нанесен удар.

Сокрушительный заряд психического шума обрушился на них, заглушив своей яростью все ощущения. Утизаар вскрикнул и выронил оружие. Лемюэль согнулся пополам, содрогаясь в конвульсиях.

— Великий Океан, что это было?! — крикнул Собек. — Оружие?

— Психическая ударная волна, — выдохнул Утизаар. — Невероятной силы.

Ариман прогнал боль и встал на колени возле Лемюэля. Все лицо летописца было залито кровью. Она сочилась из глаз и двумя ручейками текла из носа.

— Такая мощная? — спросил Ариман, моргая, чтобы избавиться от остаточных эффектов. — Ты уверен?

Утизаар кивнул:

— Уверен. Это вопль откровенной ярости, холодной, неудержимой и беспощадной.

Ариман не мог не поверить заявлению Утизаара, он и сам ощущал металлический холод и неистовую ярость охотника.

— Такая психическая мощь не под силу обычному разуму, — заметил Утизаар, оживляя печальные воспоминания. — Я ощущал это и раньше.

Ариман заглянул в ауру Утизаара и все понял.

— Леман Русс, — сказал он.