Сага о Кае Безумце - Наталья Бутырская Страница 53

Альрик распластал перед нами серую шкуру и первым резанул себе руку, окропив шерсть своей кровью. Затем Вепрь, Арне Кормчий, Энок Косой, Снежный Хвит, Халле Рыбак, Трюггве-мечник, Бьярне Левша, я, Тулле Скагессон, Ларс-резчик, Облауд, Стейн, Эгиль Кот, Видарссон, Сварт Безоружный.

Лейф Ящерица поднял на нас прозрачные глаза:

— Я оставляю хирд. Нечего обманывать богов моей кровью.

Хёвдинг даже не моргнул. Положил щепку от Волчары, осторожно завернул в шкуру тяжелый камень, обвязал сверху прочной веревкой и опустил в воду. Внимательно мы вглядывались в темную пучину. Не всплывет ли? Не отвергнет ли Нарл нашу жертву? Не осердится ли на внезапного отступника?

Но нет. Осталась недвижной морская гладь. Можно смело идти в море! Нарл не оставит нас своей милостью, не опрокинет штормами, не нагонит тварей.

Мы задвинули ледяную пробку обратно, поднялись на берег, и только там Альрик врезал Ящерице так, что тот отлетел на несколько шагов.

— Три года мы прожили бок о бок, — тихо заговорил хёвдинг. — Три года грелись у одного очага, делили один хлеб, пили из одного рога. Не раз я приходил к тебе этой зимой, водил к конунгову жрецу, спрашивал о лечении. И ты не мог сказать об уходе иначе как перед лицом Нарла? — вскричал он. — А ну как обозлился бы корабел? Отказал бы нам в плавании?

Лейф поднялся, стер кровь с губ, упрямо вскинул голову.

— Что в том за печаль? Какое мне дело до лживого бога?

— Лживый бог?

Я не поверил своим ушам.

— Вы так и не поняли? — скособоченное лицо Ящерицы странно искривилось. Может, то была улыбка? — Все боги — никакие не боги! Ни хваленый Фомрир, ни Скирир, ни Нарл со своей лодчонкой. Ясно же, что это люди, только люди не простые. Они убили тьму человек, животных и тварей, получили руны. Много рун. Переросли сторхельтов, получили могущество и назвали себя богами. Даже у добренькой Орсы руки по локоть в крови!

Альрик шагнул к Лейфу, но тот против обыкновения даже не отшатнулся. Стоял и смотрел хёвдингу прямо в глаза.

— Только вот недаром, чтобы расти в рунах, нужно жрать сердца тварей. С каждой руной, с каждым трупом ты всё меньше остаешься человеком и всё больше становишься тварью сам. Посмотри на хельтов! — он махнул рукой. — Разве это люди? Нет, это скорее порождения Бездны.

— Пошел прочь, — прошипел Альрик. — Вон из моего хирда. Сожги плащ из волчьей шкуры! Ты не имеешь права его больше носить.

И ни один голос не вступился за Ящерицу. Видарссон судорожно оглядывался, смотрел на небо, на море, видать, ждал наказания богов.

— Вам не нужно больше убивать! — выкрикнул Лейф. — Оставьте ложных богов! Солнце — вот единственный настоящий бог! Вы же поклоняетесь Бездне и ее порождениям! Смертями питаете тварей! Убийствами создаете новых!

Беззащитный повернулся спиной к Ящерице и пошел в город. Ульверы последовали за ним. Каждый, проходя мимо бывшего друга, плевал ему под ноги. Хвит плюнул в лицо. Он, как никто другой, был близок к богам из-за своего дара. Но Лейф не ответил. Тулле лишь покачал головой. Видаррсон обошел стороной, словно боялся подхватить заразу. Сварт хмыкнул, он совсем не знал Ящерицу.

Я же наклонился и прошептал:

— Я убью того сумасшедшего с бритой макушкой, понял?

И только сейчас в глазах бывшего ульвера мелькнул страх.

— Не посмеешь!

Конечно, я не собирался убивать безрунного. Мне было довольно и того, что Лейф испугался.

Нас осталось всего шестнадцать, из которых двое — низкорунные новички. И разрыв по силе между хёвдингом и хирдманами велик, так как большинство на третьей руне. Нелегко будет Альрику отыскать хорошую работу по весне.

Море наверняка уже было чистым, там льда было намного меньше, чем в закрытом фьорде. И пока горожане ждали схода льдов, хирдманы проверяли свои корабли.

Альрик оплатил место в наусте, корабельном сарае, потому наш Волчара был почти в идеальном состоянии. Впрочем, Арне Кормчий и Ларс Резчик выискали какие-то недочеты и занялись починкой: заменили некоторые доски, обновили такелаж, проверили каждый кусочек паруса на разрыв. Также нужно было сделать три-четыре новых весла. Для будущих хускарлов.

Прикладываемая при гребле сила у карлов и хускарлов отличалась, потому обычные весла легко могли сломаться. И по обычаю перед тем, как корабль впервые в году опустится в воду, нужно было их заменить. У нас хускарл нынче только Альрик, но я был недалек от него. И еще двое на четвертой. Вряд ли он успеют до зимы подняться на две руны, но хёвдинги обычно брали запасные утяжеленные весла, показывая всем, что уверены в росте своего хирда.

Я неплохо управлялся с топором, но Ларс никому не позволял даже выбрать дерево для починки. Порой я думал, что Ларс пришел на службу не к Альрику, а к Волчаре лично. Ну и пусть его. Зато теперь я буду сидеть на носу, бок о бок с хёвдингом. Там и весла длиннее, и вода хлещет, и качка сильнее. Самые почетные места!

Кроме того, у меня осталось незаконченное дело. Нужно было забрать новенький топор!

К кузнице Кормунда я пробирался неспешно. И что удивительно — чем дальше, тем медленнее я шел.

Вот я дурень! Ничего толком с кузнецом не обговорил, кроме платы да сроков. Вынесет он мне топорёшку из березы и болотного железа, а я — вынь да положь половину золотой монеты. Хотя нет, березы не будет. Он точно про дуб говорил. Но что в том проку? Какое бы ни было топорище, его всегда заменить можно. Даже если Ларс Резчик не поможет, я и сам вытесать смогу. А вот железо… Кормунд говорил про своё железо, но не хвалил его, а хулил. А вдруг он из него сделает лезвие? Ударю я таким топором, а он возьмет и разлетится на мелкие кусочки?

Говорил же отец, что перед тем, как назвать цену, всегда нужно обговаривать работу. И лучше прям до мелочей. И вес топора, и ширину лезвия, и материал.

У меня аж руки вспотели.

И ведь не денег жалко: легко пришли, легко ушли. Не хотел я в плавание уходить без своего оружия. И лучше б такого, чтоб все ульверы обзавидовались, даже те, что с мечами ходят.

— Чего встал? Проходи! — рявкнул кузнец.

Хотя я ещё из лесу не вышел. То ли у него слух лисы, что под сугробами дыхание мыши слышит, то ли нюх волка, что кровь чует через пол-леса.

Подошёл я к кузне и даже поздороваться не смог. Во рту пересохло так, что язык к нёбу прилип.

— Готов твой топор. Уже седьмицу как готов, — рыжебородый седовласый хускарл стоял, прислонившись к стене, и небрежно крутил в руках топорик.

Мой ли?

— Принимай работу! — и кинул в меня.

Рукоять, как родная, влипла в подставленную ладонь. Не очень длинная, как моя рука от плеча до запястья, тяжелая, гладкая. Дубовая. Толщина точь-в-точь под мои пальцы, вот ни убавить ни прибавить.

Я покрутил обнову. Тяжелая. Чуток тяжелее, чем надо бы, но так и не на одну руну же беру.