Вся власть советам! - Александр Михайловский Страница 52

Оставалось только понять, каким образом я мог оказаться на борту этого военного корабля — а то, что это именно корабль и вдобавок именно военный корабль, я чувствовал, что называется, кожей. Только вот иных военных кораблей, кроме японских, в Токийском заливе — «личной ванне японского императора» — быть не должно.

«Нечего валяться, пора бы потребовать объяснений», — подумал я и попытался сесть. В ответ на эту попытку все внутри у меня всколыхнулось, и я чуть не вывалил остатки вчерашнего пиршества на пол.

«О боже! — подумал я, с трудом сдерживая очередной приступ головокружения и рвоты. — Никогда и ни за что больше не буду пить с незнакомцами. Теперь греха не оберешься — наклюкавшийся до поросячьего визга русский адмирал сидит в японской плавучей каталажке! И как теперь прикажете объясняться с этими узкоглазыми макаками?»

Очевидно, за мной следили, поскольку не успел я собраться с силами, для того чтобы сделать еще одну попытку подняться на ноги, как вместо тусклой лампочки дежурного освещения, под потолком вспыхнул затянутый в мелкую сетку бело-голубой плафон. От яркого света я зажмурился. Мне показалось, что я неожиданно попал в луч корабельного прожектора.

Затем дверь открылась, и на пороге появился — я не поверил своим глазам — этот проклятый мистер Айвен собственной персоной. На этот раз «американский журналист» вместо модного костюма в полоску был одет в морской военный мундир, весьма схожий с теми мундирами, что носили офицеры русского императорского флота еще до проклятых богом февральских событий. Судя по тому, что мундир на этом господине сидел как влитой, машкерадным он никак быть не мог.

С другой стороны, мастерское исполнение роли американского журналиста могло подсказать мало-мальски опытному человеку, каким я себя считал, что передо мной не просто флотский офицер, а военный разведчик.

При виде столь внезапного появления старого знакомого в новом наряде я сперва потерял дар речи. В узком коридоре, за спиной «мистера Айвена» маячили еще два человека. Один — по виду типичный «мокрый прапор», выслужившийся из нижних чинов, второй — похож на корабельного доктора в белом халате. Наступила пауза, прямо как немая сцена в гоголевском «Ревизоре». В голове у меня вертелась лишь одна мысль — во что это я влип?

— Адмирал Колчак, Александр Васильевич? — официальным тоном спросил «мистер Айвен».

— Да, — ответил я, испытав, наконец, приступ адмиральского гнева, обращенного на какого-то там лейтенантишку, — я действительно адмирал Александр Васильевич Колчак. Господин старший лейтенант, скажите мне, наконец, кто вы такой, где я сейчас нахожусь, и вообще, какого черта вы меня здесь держите?

«Американский журналист» усмехнулся.

— Старший лейтенант частей специального назначения Федорцов Иван Леонович к вашим услугам. А находитесь вы на борту многоцелевой атомной подводной лодки «Северодвинск», направляющейся сейчас, после проведенной рекогносцировки, к выходу из Токийского залива. В случае если господа из Генро однажды примут неумное решение, мы обязательно сюда вернемся, и тогда пусть не обижаются — мало им не покажется. Что же касается «какого черта» вы тут оказались, то отвечу — вы были задержаны и находитесь под арестом в связи с обвинением в измене Родине путем перехода на службу к враждебной России иностранной державе. Не маленький же вы, сами понимаете, что ваше прошение о переходе на службу Великобритании иначе трактовать невозможно…

— Э-э-э-э, но позвольте! — промычал я, еще не веря словам этого странного старшего лейтенанта, но уже подозревая, что все хорошее в моей жизни может закончиться вот так вот внезапно и летально.

— Не позволяю, — резко ответил старший лейтенант. — Чтобы вы поняли все правильно, сообщу, что если бы не ваши немалые заслуги перед Отечеством, то ваш труп уже нашли бы местные полицейские в сточной канаве. Сказать честно, все, что вы делали для России до тех пор, пока вы держались подальше от политики, было выше всяких похвал. Поэтому у моего начальства есть мнение, что вы еще не безнадежны. Подумайте, пожалуйста, о том, чем вы сможете искупить свои грехи перед Родиной. И постарайтесь подумать о том, какой именно державе, за исключением, конечно, Турции, был выгоден срыв запланированной вами Босфорской десантной операции. Как там говорили древние римляне — ищи, кому выгодно.

Я неожиданно все понял.

— Ваше начальство — это мифический адмирал Ларионов?

— Ну, почему мифический, вполне реальный адмирал, живой человек из плоти и крови, — снова усмехнулся старший лейтенант и пожал плечами. — Я понимаю, что сейчас вам очень трудно думать. Наш доктор окажет вам необходимую медицинскую помощь, после чего вы выспитесь как следует, а уж потом мы с вами снова встретимся и поговорим. Время, слава богу, пока терпит, — старший лейтенант сделал шаг в сторону, пропуская вперед человека в белом халате с маленьким серебристым чемоданчиком в руках.

— До встречи, господин старший лейтенант, — сказал я, кривясь от адской головной боли, — и откуда принесли вас черти на наши головы?

— До встречи, господин адмирал, — козырнул старший лейтенант Федорцов, — и вот вам мой добрый совет — не богохульствуйте, не отягощайте этим свою и так изрядно подпорченную карму. А то будет снова с вами, как там, Александр Васильевич, пропадете безвестно, и даже трупа вашего не найдут.

30 (17) ноября 1917 года, утро.

Винница. Железнодорожный вокзал.

Полковник Бережной Вячеслав Николаевич.

В Винницу мы выехали по железной дороге только вчера днем. Много времени было потрачено на сборы и различные согласования. А тем временем к нам из Питера пришло подкрепление в виде свежеобученного батальона Красной гвардии и двух бронепоездов.

Первый бронепоезд, которому моряки дали название «Путиловец», считался легким и был предназначен для непосредственной поддержки пехоты. Он имел хорошо забронированные вагоны и паровоз, был вооружен четырьмя трехдюймовыми морскими пушками Кане образца 1892 года в поворотных башнях, и пулеметами «максим». Единственным его недостатком было то, что прямо по курсу, вперед и назад могла стрелять только одна пушка. А если засада прямо на путях? Зато если неприятель окажется по правому или левому борту, то он на себе сможет ощутить всю ярость пролетарского гнева.

Второй бронепоезд, получивший при рождении имя «Кронштадт», считался тяжелым и был вооружен шестидюймовыми морскими пушками Кане и пулеметами для самообороны. Хотя по моему мнению, это изделие путиловского бронепрома больше походило на тяжелую железнодорожную батарею.

Помня, что эти в общем-то неплохие пушки имели совершенно отвратительные фугасные снаряды, начиненные лишь полутора килограммами влажного пироксилина, я еще до Рижской битвы отправил на Охтинский пороховой завод в качестве образцов пару фугасных снарядов из боекомплекта МСТЫ-С, добавив к ним приказ Сталина наделать таких же, но для пушки Кане. Фраза, сказанная Сталиным, главному инженеру завода: «Не надо лучше — сделайте такие же!» — уже стала пословицей.