Книга сияния - Френсис Шервуд Страница 52

— На самом деле здесь смесь, состоящая из нескольких компонентов, и они в процессе нагревания вещества действительно трансформируются, — возвышенным тоном продолжил Ди. — Все очень сложно. Земля, ветер, огонь и вода. Алхимия — наука не для непосвященных. У нас есть свои тайны, и мы их храним. Но скажите, сударь, давно вы знаете Киракоса?

— Не очень, — Майзель улыбнулся.

— Я слышал, Киракос из Армении, — не отставал Ди.

— Он армянин из Азербайджана, небольшой страны к северу от Персии и к западу от Каспия, на самом деле части Персии. Турки покорили Азербайджан, обратили Киракоса в рабство и привезли в Стамбул. Между прочим, их система рабства совершенно уникальна… — Майзель терпеть не мог сплетен и болтовни, презирал их и тем не менее открыто разговаривал с Ди, ибо они с раввином сошлись на том, что судьбы Юденштадта и алхимиков тесно связаны. — Чужеземных мальчиков-рабов, если они крепки телом, готовят к военной службе, а если они умны, воспитывают для руководства. В турецком обществе каждый мужчина утверждает себя заслугами, а не рождением, и великие фавориты или советники султана, вышедшие из рабов, нередко там преуспевают. Янычары — отборные телохранители султана, преданные ему до смерти, — все до единого рабы. Выходит, что в Оттоманской империи лучше быть рабом-чужестранцем, нежели вторым или третьим сыном султана, ибо о борьбе за наследство заботятся специально обученные палачи, которые немы и для удушения особ монаршей крови используют шнурки из красного шелка.

— Стало быть, Киракос был одним из одаренных рабов.

Майзель пожал плечами:

— Как мне кажется, он им по-прежнему остается.

— Но ведь он сбежал от турков, ища прибежища здесь, разве не так?

Майзель хитро прищурился:

— Да. Императору нравится в это верить.

— Так Киракос — турецкий шпион?

— Думаю, да, — ответил Майзель.

— Но ведь его страна была разорена турками.

— Он тогда был совсем еще мальчиком.

— И все забыл?

— Не думаю, доктор Ди, что Киракос хоть что-то забывает… — Майзель приложил ладонь к подбородку, огладил бороду и принялся задумчиво расхаживать взад-вперед. — Не позволите ли вы мне чуть-чуть пофилософствовать? Это допустимо?

— Конечно-конечно.

— Киракоса воспитали турки. Воспитание порой может быть весьма убедительным, а когда вы оказываетесь в ситуации, из которой у вас нет выхода, очень по-человечески бывает встать на сторону сильного.

Келли, делая вид, что полностью сосредоточен на книге, самым внимательным образом прислушивался к разговору. Майзель прохаживался взад и вперед по комнате, похлопывая ладонью по набалдашнику своей трости.

— Видите ли, доктор Ди, я слышал о пленниках, которые начинали так любить свои тюрьмы, что когда у них появлялась возможность их покинуть, наотрез отказывались.

— Очевидно, мэр Майзель, вы немало над этим размышляли, — сказал Ди.

— Да, действительно. Киракос меня интересует.

— Потому что он злой?

— Злой? Разве он злой? — Майзель немного помолчал. — Киракос циничен, а это, пожалуй, некая разновидность зла, нехватка сердечности, как сказал бы наш раввин, непомерное возвышение ума. Возможно, у каждого из нас есть возможность выбрать зло, однако у некоторых таких возможностей больше, нежели у остальных. Киракос еще не прошел настоящей проверки. Мне думается, нашего императора можно назвать злым.

— Император попросту глуп, — возразил Келли.

— Не думаю. Да, он душевнобольной, его рассудок время от времени помутняется. У императора есть видения, мания, великая печаль, с которой он не способен справляться, — но глупость? Нет, он не глуп. Он жесток и эгоистичен. Этот человек одержим навязчивой идеей, которую он желает воплотить в реальность независимо от ее цены для всех остальных. А поскольку он император, эта цена может оказаться весьма существенной.

— Мне он представляется кем-то вроде шута, — продолжил настаивать Келли.

— Опасного шута, мастер Келли. Не стоит над ним смеяться или списывать его со счетов. Хотя император может ежедневно сходить с ума, не стоит недооценивать его возможностей для причинения вреда. Он не блаженный дурачок. Вовсе нет. Если вас убьет человек не в своем уме, вы, как ни прискорбно, все равно останетесь мертвым.

— А что же Киракос? — Ди хотелось как можно больше узнать о придворном лекаре.

— Ни матери, ни отца, доктор Ди. А турки, вне всякого сомнения, неплохо к нему относились. Вы знаете историю о Сулеймане Великолепном?

Ди покачал головой.

— Он взял к себе в гарем не то венгерскую, не то румынскую рабыню по имени Роксолана. Она стала любимой наложницей в серале, и султан был так ею покорен, что взял Роксолану в жены. Став султаншей, она убедила Сулеймана в том, что его первенец от турецкой жены готовит против него заговор. Сулейман немедленно приказал его задушить, хотя молодой человек кричал, призывая отца на помощь. Следующим по линии наследства был сын султана от Роксоланы. Думаю, эта история кое о чем говорит.

— О чем, например?

— О многом, доктор Ди, но главным образом о природе власти. Решения здесь — жизнь или смерть.

— И каковы, по вашему мнению, намерения Киракоса?

— Видите ли, доктор Ди и мастер Келли, оттоманские турки хотят разрушить империю Габсбургов.

— А почему вы не расскажете императору о том, что Киракос — турецкий шпион?

— Мне нравится моя голова. И она не единственная, которая мне нравится.