Черневог - Кэролайн Дж. Черри Страница 52

Но это могло быть вмешательством в чужую жизнь. Он очень боялся, что так оно и будет, и может привести к опасным последствиям каким-либо непредсказуемым путем. Но упрямо и настойчиво, не поддаваясь раскаянию, он записал:

«Если есть нечто главное во всем, что происходит с нами, то это не тишина, а потеря нами способностей осязать привычным для нас образом все происходящее вокруг.

Все происходит по своим законам. Петр частенько напоминает мне о том, что прежде всего нельзя забывать то, что мы принимаем на веру».

Почти перед самым рассветом, скатав одеяла, упаковав впотьмах вещи, они снова двинулись в путь, еще не полностью освободившись от путаницы снов. В дороге они подкрепились колбасками и водкой из кувшина, в то время как Малыш ехал верхом, частенько перебираясь со спины Волка на спину Хозяюшки и эпизодически, когда настроение его было соответствующим, трусил по земле впереди них.

Петр отказался от попыток задавать вопросы, полагая, что он знает о том, что произошло с лешими, так же много, как и Саша, что на самом деле было очень мало: ведь на самом деле никто не может знать, что творится в голове у леших. Но несмотря на это, они упорно продвигались вперед со скоростью, какую можно было ожидать от лошадей на лесной дороге. Они поднимались верхом на очередной холм и спускались пешими, чтобы дать отдых лошадям, поднимались верхом на другой и останавливались, чтобы лошади перевели дыханье, растирали их ноги настоем из трав, который Саша, слава Богу, захватил в достаточном количестве, и так шли, и шли, и шли.

Временами Петр впадал в безнадежное отчаяние, и ему казалось, что он больше никогда не увидит Ивешку вновь, что все оборачивается против них и что короткий остаток его жизни закончится катастрофой, если только лешие не помогут им. В такие моменты он не рвался вперед и не интересовался тем, что могло ожидать их там.

Затем так же неожиданно все, о чем он только что думал, начинало казаться ему совершенно необоснованным: теперь он с полной убежденностью ехал на север, где Саша и Ивешка должны были закончить свои колдовские дела, и все его собственные страхи тут же исчезали и казались ему по меньшей мере глупостью.

— Ты по-прежнему не оставляешь меня без своих желаний? — задал он Саше неожиданный вопрос.

— Только иногда, — признался тот.

— Ну слава Богу, а то я подумал, что схожу с ума.

— Прости меня.

— Да нет, все хорошо, — ответил Петр. Но в тот же момент почувствовал, что дрожит. Он посчитал, что причиной этому было просто недосыпание, а может быть и сознание того, что ему частенько говорили неправду.

— Петр? — окликнул его Саша.

Странные ощущения приходили и уходили, меняясь от безнадежного, почти глупого отчаянья, и до беспричинной надежды.

— Ты все еще делаешь это?

— Нет. Но все окружающее начинает меняться. Ты чувствуешь?

— Что это такое, черт возьми?

— Не знаю. Я не делал этого. Я… О, Господи!

Они продвигались сквозь раскинувшиеся словно зеленый занавес ряды молодых деревьев, и полуденное солнце освещало молодой лесок, стоящий перед ними, прозрачным золотистым светом. Легкое золотое покрывало, подернутое зеленью молодых деревьев, пронизанное насквозь солнечным светом висело в воздухе, и золотой ковер из желтых листьев покрывал землю…

Петр и Саша застыли, оба пораженные увиденным. Петр был очарован цветом и красотой этого загадочного места, будто по волшебству они совершили путешествие из весны в самый разгар золотой осени.

Затем, освободившись от восторга, он понял, что очаровавшие его краски были неживыми. Здесь просто умирали деревья…

Саша сказал вдруг притихшим голосом:

— Я уже видел это место. Я видел его много раз в своих снах.

Что-то с силой ударило Петра в ногу и поползло по ней вверх. Он задержал дыханье и решил про себя, что это мог быть только Малыш, который на этот раз стремился влезть не на спину Волка, а как испуганный ребенок хотел спрятаться у него на груди.

— Мне очень не нравится все это, — сказал Петр, обращаясь к кому-то, для кого, как казалось, это имело значение.